И со мной это однажды случится: темнота. Все идет как обычно, а потом вдруг – больше нет. Р-раз, и нет! Когда достаешь из хрустящего пакета рогалик, и с него разлетаются брызги соли; когда шнурки завязываешь; когда моешь посуду, и чашки для мюсли, побалансировав на тарелках, устаканиваются; когда утром выходишь на пробежку; когда срываешь листочек с ветки и засовываешь его в карман, как это всегда делал ты. Когда поднимаешь камень с земли или бросаешь его, а потом пинаешь ботинком.
Это нечто иное может случиться в любой момент, где угодно и самое главное – неожиданно, слишком быстро, потому что для этого не существует установленной скорости, во всяком случае, убежать невозможно. Смерть – и есть то Иное, что каждый раз оставляет меня в пустой растерянности, серьезно, я не могу понять. Несмотря на последние два года, несмотря на тебя. То, что мы все умрем, это так невероятно. Для меня это самое жестокое безумие, самая ужасная обида, какую только можно себе представить.
В каждом из нас тикает бомба с часовым механизмом. Люди, мы все, так сказать, – бесчисленные ходячие бомбы замедленного действия. Когда и от чего бомба разорвется, у всех по-разному, но взорвутся все, без исключения, это точно. Но прежде: они носятся по венам и артериям, заставляют нас жить, придумывать животным новые имена, есть рогалики, пока мы вдруг этого больше не сможем. Когда давно забытая частичка врезается в какой-нибудь нервный узел, начинают выбрасываться трансмедиаторы, передаются электрические потенциалы, проходят химические реакции, складываются ощущения, чувства. И внезапно наступает – состояние. Чернота подступает к глазам, рогалик скользит в приступе кашля назад в пакет, миски для мюсли падают со стола, а во время пробежки ты спотыкаешься. В области сердца какое-то странное ощущение, и правый глаз как будто хуже видит. Нет? И прежде чем ты что-либо поймешь – раз! – и ты умер. Конечная станция, поезд дальше не идет, просьба покинуть вагон. Всё.
Я не верю в потусторонний мир, что в свою очередь приводит к тому факту, что я панически боюсь смерти, и этот страх почти невыносим. Мысль о том, что ты просто погас, погрузился во тьму, по сей день приводит меня в ужас. Как мне справиться с тем, что ты не где-то, а тебя просто нет?
Лутц громко закудахтала.
– Вы же раздавите курицу, – крикнул Гельмут. Он как раз развешивал одну из своих бежевых рубашек-поло на веревке, которую натянул между трейлером и деревом.
