Гельмут кивнул, как будто это было совершенно нормально, и меня это как-то успокоило. Друзьям или родителям я всего этого не могла рассказать. Все обо мне, не переставая, беспокоились и наблюдали за мной, как за инфузорией-туфелькой под микроскопом, готовые при малейшем проявлении ненормального поведения – что бы они под этим ни понимали – тут же начать беспокоиться обо мне, и непременно мне об этом сообщали. Если скорбь имеет свой язык, то сейчас я в первый раз в жизни встретила человека, который говорил на этом языке так же свободно, как и я, только на другом диалекте.
Гельмут, кажется, думал примерно то же самое.
– Большинству людей такие вещи не расскажешь, особенно в моем возрасте: все начинают думать – это старческое слабоумие.
– Да.
– Скажете, я маразматик?
Я помолчала, размышляя.
– Не то чтобы… ну, может, чуть-чуть. А что это означает, если серьезно?
– Что у тебя не все дома, сказал бы я, – задумчиво ответил Гельмут.
– Ну, тогда я тоже маразматик.
– Я тоже так думаю, немножко есть, если честно. Во всяком случае, пары винтиков у вас точно не хватает, – немного улыбаясь, добавил он.
– Да.
– У Хельги тоже не все винтики на месте были, – продолжал он. – Когда умерла ее кошка, она устроила похороны: настоящие, с оповещением, поминками и так далее. Почти все пришли, потому что Хельга тоже на все поминки ходила, понимаете? Мне пришлось речь готовить, хотя я не люблю всего этого. Но для нее я это сделал. Естественно. Для нее я все делал, – он был очень спокоен, когда рассказывал, даже руки успокоились. – Я сделал гроб: ну, из дерева. Красивый такой, с петлями из латуни и всеми штучками. А на крышке я выгравировал слово Кошка, потому что ее треклятое имя запомнить не мог. Но ей не показалось это каким-то странным, ей даже приятно было. Ну вот, а Робин, это сын наших соседей, вырыл могилу в саду у Хельги. Йоахим даже пригласил людей из музыкальной группы, и они траурный марш играли. Все очень торжественно было. Хельга плакала, все, в основном, опускали глаза от неловкости, потому что думали: Ненормальная! Эта женщина – сумасшедшая! Она такой и была, но для меня она всегда была в порядке, по-сумасшедшему в порядке, так сказать, хе-хе, – он покашлял, и по нему было видно, что настроение у него поднялось. – В общем, мы кошку похоронили, а потом были настоящие поминки. Гитти испекла свой сливочный пирог. Вы бы знали, как она печет. Только бы попробовали. Вы печь умеете?
– Не особенно. Но если любите долгоиграющие печенюшки, то могу.
