Официант ушел, а мы сидели и в молчанку играли. Я думала об осьминогах, об их щупальцах, которые могли независимо друг от друга производить свои действия. Интересно, что ощущаешь, когда тебя обнимает осьминог. Наверное, чувствуешь себя предельно защищенным или в большой-большой опасности. Третьего, думаю, не дано. А Гельмут, полагаю, думал о том, как сильно он хочет от меня избавиться. Глаза, по крайней мере, зло посверкивали.
– Откуда вы столько знаете об осьминогах? – нарушил он молчание.
– Я – биолог.
– Да-да, я знаю. Вы говорили. Но там ведь тоже много разных областей. Вы можете, например, особенно хорошо в растениях разбираться или в бактериях.
– Я изучаю зоологию, то есть изучала. Там я целиком могла отдаться моему пристрастию к морским животным. В общем, это, в основном, от моего брата, он бредил рыбами и всем, что связано с морем.
– Вы закончили университет?
– Да. То есть почти. В принципе, закончила. Меня в аспирантуру только что зачислили, но я это пока отложила.
– Потому что брат умер?
То, что Гельмут особо не церемонился, я уже и раньше заметила.
– Да.
– Понимаю. Но это глупо.
– Почему?
– Ну а как вы сейчас отвлекаться будете?
– Сейчас вообще никак… Но я совсем не могла сосредоточиться.
– Но вам нужна какая-то структура. Чем вы занимаетесь в течение дня?
– Ну… как бы ничем.
– Что это за жизнь?
– … говорит мне человек, который вырыл на кладбище и украл сожженные останки своей подруги.
– Ну, я, по крайней мере, что-то делаю! И не забывайте, что я вас там встретил. Иначе вы бы сейчас не были здесь.
– Да, правильно. Вот видите, я тоже чем-то занимаюсь.
– А что вы там искали, на могиле брата?
Прежде чем я успела ответить, официант принес нам картофельные оладьи и напитки. Я ковыряла вилкой в картошке на тарелке и размышляла. А что я там, собственно, делала?
Первое, на что я надеялась, – что-то почувствовать, от чего наступило бы какое-то изменение. Чтобы я дальше как-то жила, а не плыла как планктон в глубокой темной воде океана – в ожидании быть съеденной какой-нибудь огромной рыбой. Чтобы закончилась эта мука. Я думала, на твоей реальной могиле, может быть, я найду какую-то опору. Действительность начнет просачиваться в мою душу, и этот постоянный шум сердечного мерцания наконец утихнет. Но ничего такого не случилось. Я и сидя там думала только о тебе, о том, что ты и я больше никогда не отправимся в путешествие, в статусе МЫ.
– Я не знаю, – ответила я Гельмуту.
В то время как моя тарелка больше походила на кровавое побоище после того, что я натворила вилкой, Гельмут разрезал оладьи на ровные кусочки, макал их в яблочное пюре и аккуратно отправлял в рот. У меня и на коленях валялись крошки. Я чувствовала, как Гельмут внимательно наблюдает за полем битвы на моей тарелке.
