Ткань не хотела гореть. До сих пор все шло как надо. Перед домом мы выложили из камней местечко для костра, принесли из дома и сложили хворост и щепки. Гельмут сам хотел разжечь костер, но я сказала ему, что стоять с кислородным аппаратом так близко к огню, наверное, не самая удачная идея.
– Скажете что-нибудь? – обратился он ко мне.
– Нет. Думаю, нет.
Я зажгла огонь. Постепенно он стал ровнее и горел лучше, время от времени выбрасывая искры.
– Мне кажется, кислородный аппарат лучше убрать подальше, – напомнила я.
Гельмут согласился, вынул трубки из носа, и я унесла аппарат в дом, в прихожую. Когда я вернулась, Гельмут сидел у огня. Ему было трудно стоять, тем более без аппарата.
Я тоже встала к огню и думала о тебе. Я вспомнила тот момент, когда впервые увидела тебя у мамы на руках, вспоминала, как купала тебя малышом, как учила тебя говорить твое первое слово «волк». Почему я выбрала это слово, не знаю. Ты произносил его – «воок» – и очень радовался. Я вспоминала тот момент, когда мама позвонила и сообщила мне, что ты умер. Я вспоминала первое время после этого. Первые две ночи я лежала как в ступоре, уставившись в потолок. А в последующие ночи почти все время кричала, закрывая себе рот подушкой. Я вспоминала бочкоглазов, одногорбиков и многозубиков. Я закрыла глаза и представила себе твое лицо, звучание твоего голоса, и потом бросила футболку, безвольно висевшую в моей руке, в огонь.
Она стало жутко дымить, запахло гарью. Но ткань не разгоралась.
– Эх-хе-хе, она мокрая была? – спросил Гельмут.
– Немножко.
– Боже мой, какое безобразие, – ругался он, кашляя при этом.
Было ясно, что для его легких это был не самый оптимальный воздух. Я уже хотела было встать, чтобы отвести его в дом, как ткань вдруг загорелась, всполохнув вверх языками пламени.
– Ух-ты, началось, – прошептала я.
Я села на землю около стула Гельмута и, почувствовав его руку на своем плече, опять разревелась. Перед глазами все поплыло, огонь превратился в пульсирующее оранжевое пятно, и я накрыла ладонью руку Гельмута. Когда я подняла глаза, вытирая слезы, я увидела, что Гельмут тоже плачет.
– Давай посидим тут вместе, – прошептал он дрожащим голосом.
– Да.
Так мы там вместе и сидели.
