…Она задыхается. Щеки горят. Губы, кажется, размягчились так, что могут стечь с лица. Чьи-то широкие ладони бродят по ее спине, проскальзывают под джемпер, касаются груди… Нужно сопротивляться, но она не может… Не хочет. Чье-то горячее дыхание щекочет шею, заставляя тело отзываться волнами дрожи, но вовсе не от страха или стыда. Эта дрожь – новая, неподвластная ей особенность вышедшего из подчинения тела.
– Не надо, – слабо шепчет она, вовсе не желая, чтобы руки и губы остановились.
– А-р-х-ш-а… – шипят губы возле самого уха…
– А-р-х-ш-ш-а! – слишком громко и близко.
Дина содрогнулась, уловив краем глаза шевеление занавеса. Что-то выползало из темного угла, клубясь и бугрясь, еще более темное, чем сама чернота.
Дина закричала. Нечленораздельный вопль рванулся из горла, переходя в режущий уши визг, превращая ее всю в комок животного ужаса. Отчаянным броском преодолев пространство между сценой и креслами, она понеслась прямо через ряды, не разбирая дороги, врезаясь в ручки, спинки и поднятые сиденья, путаясь в собственных ногах, продолжая кричать и не смея оглянуться.
– А-р-р-х-ш-ш-ш! – неслось ей в спину.
Впереди распахнулся освещенный прямоугольник двери. Двери, которую она машинально закрыла за собой…
– Дина! Беги!
В зал влетел Алекс – темный силуэт в полоске света.
– Ш-а-р-р-р-х-а-ш, – зашипела Тьма, ворочаясь в партере.
Дина спиной чувствовала ее ледяное движение, тяжелое и неумолимое. Плети щупалец, словно ножки морской звезды, тянулись и мелькали слева, справа, впереди между рядами.
Алекс бежал прямо по этим щупальцам, его ноги по колено утопали в непрозрачной, клубящейся мраком субстанции. Дина запрыгнула на ручку кресла, перешагнула на спинку и, покачиваясь, словно канатоходка, устремилась к выходу прямо по мягкой обивке спинок. Алекс промчался по проходу между рядами и очутился вне поля зрения. А через секунду за ее спиной зазвучала музыка. Странные звуки, немного глуховатые и дребезжащие, сливались в очень знакомую мелодию, нарастая, накатываясь на пустой зал. Дина была уже в дверях, когда смогла заставить себя оглянуться: щупальца Тьмы, извиваясь и рассерженно шипя, уползали во мрак за сценой, далеко огибая рояль и склонившегося над клавиатурой парня. Он продолжал играть Ave Maria, пока шипение не стихло совсем. Тогда он бережно опустил крышку инструмента и спрыгнул со сцены в зал.
В холле, залитом светом из окон, Дина бросилась к нему навстречу. Ноги, руки, губы у нее дрожали. Задыхаясь от суеверного ужаса, она прошептала:
