Игорь отрицал, что вообще видел эти книги. «Отрицание всего» было проверенной временем тактикой поведения на допросах, но ему было больно говорить эти слова: книги никогда не предавали его, а теперь он предавал их. Он обнаружил, что постоянно думает о стопках других «дефицитных» запрещенных книг в подвалах КГБ. Там хранились настоящие сокровища!
Чтобы не дать страху завладеть его разумом, он пытался очеловечивать образы следователей. Как они выглядели, когда им не нужно было изображать хорошего и плохого полицейских? Идя по коридору на допрос, он заметил стенгазету сотрудников КГБ. Он усмехнулся: значит, и этим людям приходилось заниматься литературным трудом для газеты с названием «Дзержинец», названной в честь Ф. Дзержинского, основателя ЧК. Интересно, подумал он, а кроссворд в газете тоже посвящен их работе? Эти люди следовали извращенной профессиональной этике, которая давала им право подслушивать разговоры, записывать на пленку звуки чужих объятий и поцелуев, а затем использовать эти записи для шантажа. Они могли диктовать, какие книги вы можете читать, а какие нет. Казалось, что нет никакой границы между точной и рациональной логикой их вопросов и внезапным переходом к насилию. Игорь заметил, что, говоря о себе, они предпочитают старый термин «чекист», наследие эпохи революции. Видимо, это звучало более романтично и придавало их работе некий высший смысл. Как они настраивают себя перед тем, как врываться в чужие квартиры или «ломать» на допросах друзей арестованных?
Самое страшное было идти домой с работы. Он прислушивался к звуку каждого автомобиля и молился, чтобы тот проехал мимо и не остановился. Он стоял у двери дома, боясь открыть ее и увидеть, что за ней происходит. В стихах того времени радостное «Я» сменяется местоимением третьего лица — по мере того, как люди из его окружения исчезают, словно устаревшие грамматические формы. Солнечные дни — темными ночами. Из тумана появляются тюремные бараки, а вместо возлюбленных вашими спутниками, блуждающими в лунном свете, становятся агенты КГБ. В одном стихотворении автор, словно какое-то неизвестное животное, в ужасе прячется от уличных кошачьих банд. Он описывает страх как ежа, который сначала тычется своей милой мордочкой ему в грудь, а потом выпускает острые иглы, чтобы разодрать его в клочки.
«В октябре 1977 года сотрудники киевского УКГБ допросили не менее 16 знакомых ПОМЕРАНЦЕВА в попытке получить показания, которые приведут к обвинению, — писали в „Хронике
