- Никто не может сказать, что знает самого себя, - возразил Хади.
Ученый негромко фыркнул:
- Я прагматик, Хади. Я не пытаюсь следовать чести, благородству и тому подобной ерунде. Я выбираю те пути, которые ведут к результату.
- Благородство не означает глупости, сын Леандра, - заметил ансарр, - А вот гордыня, упрямство… они ведут к ней. Заставляют не видеть того, что ты видишь.
- Бессмыслица какая-то, - хмыкнул чародей, - Если я это вижу, то как я могу этого не видеть? Чисто логически?
Хотя в принципе, смысл того, что говорил ансарр, он понимал. Хоть и не был в полной мере с этим согласен. Но не обратить внимания на логическое противоречие в самом высказывании – просто не мог. Никогда не умел.
- Именно так, как сейчас, - ответил Хади.
Бронебойный ответ, в общем-то. Килиан не нашелся, что на него возразить, не подтвердив его тем самым.
- Вы обладаете огромной силой, - сказал вдруг ансарр.
- Да, - подтвердил Килиан, - Сила древней магии велика. Присоединяйся к нам! Ты тоже сможешь овладеть ею. И использовать её, чтобы освободить свой народ. Владычица научит тебя тому же, чему и нас.
Хади покачал головой.
- Ансарры долгие годы в рабстве у Халифата.
- Я знаю, - кивнул ученый, - И как раз…
- …и пока это так, мы не будем искать себе нового хозяина.
Подобное высказывание, сравнение Ильмадики и адептов Лефевра, казалось вопиюще несправедливым. Но почему-то Килиан понял, что споря об этом, сделает только хуже. Не был он мастером дипломатии.
- Как знаешь. Хотя я по-прежнему считаю, что ты ошибаешься.
Ансарр молча пожал плечами.
- Когда мы доберемся до столицы, я найду тебе самую подробную карту побережья, и тогда ты и твой народ сможете вернуться домой, - пообещал ученый.
- Спасибо, асдик.
После разговора с Хади Килиан прошел в донжон. Как основатель Ордена, он занимал привилегированное положение, и комната ему досталась особенно удачная: практически дверь в дверь с комнатой Владычицы. Впрочем, разгром там царил такой же, как и в остальных помещениях разрушенной крепости.
Закрыв за собой дверь, ученый плюхнулся на кровать и прикрыл глаза. В первый раз за последнее время ему удалось по-настоящему остаться одному. Как странно: всю свою жизнь он считал, что любит быть один. Что ему это нравится. Что другие люди грузят и раздражают его. Но сейчас он чувствовал себя как-то…
Одиноко.
Килиан подумал о Лане, - о главной его ошибке. Ошибке, о которой он не мог заставить себя жалеть. Он привязался к ней. Слишком привязался, особенно для того, кто собрался предавать. Пока они общались, он даже и не думал, насколько неотъемлемой частью его жизни она становится.
