Это было аккуратное строение, чисто рубленное по-старому, в угол, из ровной годной осины. Конек крыши, оконце на озеро, двери в предбанник, плаха-приступочек перед дверью — все было завершено и являло собой образец истинного лесного зодчества. Банька стояла недалеко от домов. Казалось, посмотри на нее издали, с воды, и она может потеряться рядом со срубами домов и сараев. Но откуда бы ни подъезжал я к деревушке, всякий раз прежде всего видел баню Федора Тимофеевича. И очень верил тогда, что поставь этот домик чуть по-другому: чуть выше или чуть ниже, сдвинь в сторону — и маленькое рубленное строение потеряло бы свою необыкновенную легкость, свой необыкновенный свет. Позже я узнал, что дед и отец Федора Тимофеевича поставили по лесным местам и не одну веселую часовенку, доживи которые до сегодняшних дней и будь поближе к хорошим дорогам, украсили бы собой любые Кижи…
Сначала мне казалось, что баня Федора Тимофеевича, несмотря на сказочную красоту и легкость, может быть душной, сырой. Баня стояла у самой воды под горкой, а такие низкие места, куда любит заползать вечерний туман, могли быть непригодными для хорошей бани: в бане мылись по вечерам, а вечерний туман мог принести сырость и испортить сухой жар… Но и здесь мудрый строитель не оплошал. С неделю я наблюдал за вечерним туманом, и всякий раз его мутные полосы стекали стороной, не трогая, не касаясь бани.
Специально для бани я выложил за домом невысоким костром березовые дрова, спорые, не стреляющие искрой, не опасные в банной печи. Под крышей бани повесил веники, а в предбаннике держал кадку для холодной воды. На окошке бани всегда ждала меня аккуратная коптилочка, если мыться приходилось в позднее время. Все было заранее готово, все ждало меня, и я уходил в баню надолго, на полдня, забыв на это время почти все на свете.
За оконцем бани тихо покачивалась среди камней уставшая вечерняя волна, над лесом светился спокойными, малиновыми красками ведренный закат. Я раздевался, садился у оконца и просто отдыхал, отдав себя всего здоровому сухому теплу…
Баня Федора Тимофеевича готовилась, топилась и нагревалась без воды. В бане не было котла, который чадит и портит жар. Вода в ведре заносилась уже потом. Ведро устанавливалось на камни и через пять минут в нем был уже кипяток.
От сухого жара потрескивали волосы на голове, тут же сохло мокрое полотенце, и сидя на полке, я не раз вспоминал рассказы о том, что раньше старики парились в шапках с опущенными ушами, чтобы не сжечь уши, а на руку, сжимавшую веник, одевали рукавицу из овчины.
