Карельская тропка | страница 67
Туман затягивает, убирает воду совсем, прячет краски заката, еще живые, еще не потухшие. Туман ползет, топит собой берега, кусты по берегу, добирается до забора. И вот ты сам уже в этом тумане. Ты протягиваешь в туман руку и тебе кажется, а скорее хочется верить, что эту руку уже покалывают тоненькие ледяные иголочки завтрашнего инея…
А утром ты долго не веришь сам себе, не веришь, что дорога через весну и лето так быстро окончилась, что теперь можно немного отдохнуть от дождей и гроз, от ветров и шквалов, что теперь можно немного посидеть у окна, посмотреть на густой иней и подумать о том, что совсем скоро наступит зима…
Вместе со мной на первый иней смотрят и ласточки. Наверное, у этих птиц тоже есть свой любимый ветер. Скорей всего это ветер юга или юго-запада, ветер богатых лугов, буйных трав и мириад насекомых. Очень скоро, уходя от холодного Севера, эти ласточки понесутся на юг или на юго-запад, чтобы там, вдали от ветров и тревог, отдохнуть, а потом снова вернуться сюда, навстречу северному ветру, строгому и простому, покойному и не очень холодному в летние дни, вернуться на свой родной островок посреди большого озера, открытого, пожалуй, для всех ветров на свете…
БАНЯ
Приглашать меня к себе в баню Пякконен стеснялся. Но я все-таки напросился, и очередную субботу, очередной банный день мы завершали вместе большим послебанным чаепитием…
Свое стеснение хозяин аккуратненькой баньки, что стояла на самом берегу озера, объяснял мне уже за самоваром. Объяснял долго, ссылался на то, что его баня хоть и с добрым жаром, но топится не так, как городская, а потому, мол, человеку из города может статься не по себе от его деревенского заведения, которое по памяти прошлой жизни среди лесов и озер топится все еще по черному, с дымом и копотью.
Правда, ни дыма, ни копоти, ни следов угара в бане Пякконена не было. Огонь давно успокоился, головешки вынесли и залили, угар ушел в прорезь на потолке, а лавка, полок и даже плахи пола были намыты до той натуральной чистоты, которой обычно светятся в праздничной избе, ожидая гостей, хорошие некрашеные половицы.
На полке лежали два березовых веника, час тому назад нарезанные в лесу. От сухого ядреного жара разом перехватило дух и богатое, здоровое тепло побежало по плечам и по спине.
В бане у Пякконена мыться сразу не полагалось. Полагалось без таза и мыла посидеть на полке рядом с черной грудой раскаленного камня, погреться, помолчать, пропотеть первым, вторым, третьим потом, затем отдышаться в предбаннике, вернуться назад и только тогда взяться за воду…
