— При нем нашли что-нибудь? — спросил наконец Исмаил.
— Мы не обыскивали его, товарищ майор, — ответил советский лейтенант, возглавлявший поиск.
— С вами был кто-нибудь из местных жителей, когда его нашли?
— Нет. Мы же не знали, что́ найдем.
— Это так. И все же это плохо. Враг может распространить слух, что убили его вы.
— Но это же нелепо! — вступил в разговор Лопатин, с которым прилетели афганцы.
Партиец обернулся к нему, хмуро сказал:
— Нелепо для нас с вами. А душманы уже давно пытаются свои злодейства сваливать на народную власть. — Он обернулся к толпе, громко, отчетливо заговорил: — Мужчины кишлака Кучар! Правда должна быть сказана здесь, сейчас. Иначе смерть будет ходить по пятам, за каждым из вас. Если змея заползла в дом, ей надо раздавить голову. Тот, кто знает имя убийцы и молчит, позволяет ядовитому гаду забраться в собственную постель.
Люди опустили головы, стараясь не смотреть друг на друга. Лопатину было зябко и от безмолвия толпы, и от погоды. За гребни хребтов цеплялись неопрятные тучи темно-сизого, зимнего цвета. Где-то по этим хребтам, в скальных щелях и тайных пещерах, известных немногим охотникам и пастухам, прятались басмачи — безжалостные головорезы, объявившие войну собственному народу, который лишал их привилегий времен средневековья. Там у них склады оружия и продовольствия, где-то на зимних пастбищах пасутся их кони. Еще накануне настойчивые предостережения афганских товарищей о коварстве внутренней контрреволюции казались ему несколько преувеличенными, сегодня, над телом убитого, он так не думал. Эфир над горным краем рвали морзянки зарубежных радиостанций, враждебные голоса захлебывались от злобы и ярости, открыто подстрекали афганцев к восстанию против народной власти и к «священной войне» против «русских безбожников». Конечно, всякая революция вызывает злобу врагов, но эти морзянки кому-то же предназначены. И кто-то убил этого человека. Может быть, в глуши гор прячутся только главари, а басмаческие отряды и группы составляются вот из таких полуголодных темных крестьян, которые не в силах подавить в себе страх и вековую покорность своим угнетателям, когда те являются в кишлаки, приказывают брать оружие и убивать?
Утром Лопатину рассказали случай, в который он, находясь дома, вряд ли поверил бы. Осматривая старую королевскую казарму в городе, наши солдаты неожиданно обнаружили в глухом подвале два десятка афганских сарбазов — солдат — из числа только что призванных крестьянских парней. Во время свержения Амина, по их словам, сардар (начальник) скрылся, приказав новобранцам оставаться на месте. Четверо суток провели они в сыром подземелье без воды и пищи, дыша спертым воздухом. Трое умерли, но и после этого остальные не смели выйти на свет. По соседству находился продовольственный склад, туда и привели найденышей, дали им продукты и полевую кухню, чтобы сварили себе горячего. Однако освобожденные узники набросились на сушеные фрукты, не обращая внимания на мясо и консервы. Наши солдаты никак не могли понять, что эти парни сами не умеют обращаться с банками тушенки, а к бараньей туше не смеют прикоснуться. Хозяин, начальник или старший, должен указать им, чего и сколько можно взять. От изумления освободители сами на время потеряли дар речи.
