— В том ли дело, капитан? — с досадой отозвался полковник. — Люди голодают! Люди, которых мы защищать пришли. Может, враг и провоцирует их, но ведь они действительно голодные! — Помолчав, совсем другим голосом сказал: — Вон, посмотрите на солдат, они не раздумывают, что им делать...
Был час послеобеденного отдыха, и от палаток к толпе один за другим тянулись солдаты и сержанты. Каждый нес что-нибудь из съестного: хлеб, сахар, консервы, сухари.
— Мы им собираемся рассказывать, как вести себя на здешней земле, чтобы наша, советская, политика строжайше соблюдалась, а они уже ее делают. Они голодных детей не видели и видеть не могут равнодушно — вот их политика! — Полковник вдруг круто повернулся к тыловику: — Если увеличить выпечку хлеба в полтора раза, сколько мы выдержим с нынешним запасом?
Офицер что-то тихо ему ответил.
— Добро. Так и сделаем.
— Товарищ полковник! — горячо заговорил старший лейтенант. — Наши солдаты согласны получать половину положенного довольствия. Норма полевая, богатая, хлеб остается, да и не только хлеб. Жалко ребятишек...
— Спасибо, дорогой, но урезать солдатскую норму нет нужды. Мы не в окружении, муки скоро подбросим. Только берегите хлеб — чтоб ни грамма зря не пропадало. Видите, чего он стоит, кусок хлеба! Мы про это уж забывать стали.
— Теперь видим, товарищ полковник.
Вернулся афганский майор, хмуро сказал:
— Когда вместе с хазарейцами хлеб просят потомки пуштунов, значит, совсем плохо. Надо требовать неотложной помощи для ближних сел.
— Какие подразделения еще не присылали за хлебом? — спросил полковник, не отрывая взгляда от толпы. Выслушав, распорядился: — Вот что, хлебопек, заводи-ка ты, не мешкая, тесто по новой. А половину из того, что выпечено, раздайте пришедшим.
— Есть! — Старший лейтенант кинулся к большой палатке.
Афганец растерянно смотрел на командира советской части:
— Товарищ полковник, вы понимаете, на что идете? Завтра к вам начнется паломничество, как в Мекку! Здесь, в горах, много нищих сел, люди в них никогда не ели досыта, а вы даете хлеб бесплатно.
— Я все понимаю, товарищ Исмаил. — Полковник положил руку на плечо афганца. — Я хорошо понимаю, что всех голодных наша часть не прокормит. Накормить всех — это дело вашей революции. Но поддержать этих людей сейчас хоть немного мы можем. И мы поддержим — пусть даже придется возить муку на боевых вертолетах!
Майор отвернулся, долго смотрел на серый зимний хребет. О чем он думал? О том, что в его стране слишком много бесплодной земли, на которой никогда не будет расти хлеб? Сын гордого пуштунского племени, сын батрака, всю жизнь гнувшего спину на богатеев, выбившийся в офицеры неимоверным трудом и служебной безупречностью еще при Дауде, принявший революцию со всем ее величием и трагизмом в свое сердце, он мечтал сейчас засеять эти горы зерном до самых снегов, чтобы никогда его гордые соплеменники не протягивали руку за подаянием. Полковник уловил настроение афганца, подошел.
