Старший лейтенант пристально следил за лицами афганцев. Старик казался невозмутимым, парень изредка вздрагивал, то ли согреваясь в тепле, то ли обжигаясь словами оратора. Лишь одноглазый по-прежнему сидел, уставясь в стол, и в глазу его копился все тот же угрюмый блеск. Когда передача оборвалась, юноша сказал:
— Это правда — нельзя было выпускать ахванистов. Они начнут лить кровь еще сильнее.
Старик покачал головой:
— Ты не прав, Азис. Кармаль спас апрельское дело. Амин обозлил многих жестокостями, а теперь люди увидят, что не революция повинна в насилиях — ведь она уравняла людей, — виновен тот, кто хотел оседлать революцию, словно скаковую лошадь. Кто не оценит милосердия нового правительства, тот не афганец.
Одноглазый угрюмо усмехнулся.
— Однако нам пора возвращаться. — Старик встал. — Люди ждут. Послушать радио для нас редкая удача. Вести издалека чаще приносят путники, а в дороге эти вести обрастают вымыслами, найти в них истину бывает нелегко.
— Постойте, товарищи! — вскочил старший лейтенант. — Время обеда, а у нас такой обычай: не отпускать гостя в дорогу, не накормив его. И если хотите, мы покажем вам наш лагерь — нам нечего прятать от друзей. Правда, здесь тыловое подразделение, но, если вы пожелаете побывать в боевом, вас всюду примут с уважением.
Гости замялись, офицер украдкой мигнул смущенному юноше, тот робко сказал:
— Нельзя обижать хозяев, ата,
— Мы останемся.
— Сержант! — позвал офицер. — Организуй-ка застолье! Сам тоже с нами пообедаешь, да Магмедова кликни.
— Все будет на уровне, товарищ старший лейтенант. — Исчезая, сержант весело показал Азису большой палец, парень улыбнулся.
— Он тоже таджик? — спросил одноглазый.
— Нет, он русский.
— Русский? Но ты его начальник!
Офицер рассмеялся:
— У нас командир части — украинец, его заместитель — грузин, начальник штаба — русский, а в части, наверное, все сто национальностей собраны. У нас не делают разницы между людьми по их национальности или вере.
— После Апреля у нас тоже люди объявлены равными, даже женщины, но на деле это не так.
— Будет и на деле. Для того и делаются революции.
Офицер нашел по радио негромкую музыку, родную диким горам и пустыням, похожую на плач ветра и мерный шаг караванов. Горцы молча слушали. Солдаты внесли дымящиеся бачки и большой поднос хлеба. Старший лейтенант указал на высокого чернобрового парня:
— Знакомьтесь, это Курбан Магмедов, он азербайджанец. Вы можете говорить с ним — наши языки сходны. И знайте, товарищи афганцы, вы попали в гости к хлебопекам, так что, если не хотите нас обидеть, непременно должны отведать нашего хлеба, первого, который мы испекли на вашей земле по русскому обычаю...
