— Вы же сами приказали, товарищ старший лейтенант, чтобы в палатке был Ташкент.
— Ташкент, но не Сахара.
Он усадил гостей на раскладные стулья вокруг походного стола, надавил клавишу портативного радиоприемника, повернул усилитель звука, и в палатку хлынула торжественно-печальная музыка.
— Хорошая машинка, — сказал молодой афганец. — У нашего Алладада Юсуфа приемник слышит Кабул и другие города, если с ним подняться на гору. В долине он глухой.
— Алладад врет, — отозвался старик. — Он не дает слушать другим, потому что хочет казаться всезнающим.
Офицер нажал другую клавишу, и в палатке отчетливо прозвучал глуховатый голос на пушту. Афганцы замерли. Старший лейтенант улавливал не все слова, но скоро понял, что в Джелалабаде или Кабуле идет митинг и на трибуне человек, недавно вышедший из тюрьмы, офицер-политработник, который прямо из тюремных ворот, не заходя домой, чтобы увидеться с женой и детьми, вступил в отряд защиты революции и успел принять бой с ее врагами. Он называл имена товарищей, преданных сторонников Апреля, которых вместе с ним аминовцы заключили в сырые, грязные камеры, кормили гнилой пищей, поили протухшей водой, чтобы вызвать болезни и побыстрее избавиться от тех, кто мешал Амину установить неограниченную личную власть.
Старик слушал, приблизив ухо к приемнику, глаза его ушли в орбиты, стали далекими, лишь тревожный блеск выдавал скрытое волнение, — наверное, думал о своем сыне. Чернобородый упорно сверлил стол единственным глазом. Юноша подобрался, как ястребок, собирающийся упорхнуть, в широко раскрытых глазах — темень и блеск, словно в рассветной воде горного родника.
После офицера говорил мулла. Певучим голосом муэдзина он призывал мусульман к единству во имя аллаха. Милосердие народной власти, открывшей ворота тюрем, он называл проявлением истинной воли неба, и этот акт должен послужить примером для всех мусульманских партий и групп: забудьте вражду, ненависть и обиды, вместе работайте для единой родины, служите каждый по-своему единому богу — никто отныне не станет вас преследовать за убеждения и веру. Идите друг к другу с добром, ибо только добро вечно, оно примиряет сердца, племена и государства, только оно делает людей счастливыми в этой жизни и отворяет ворота рая за гробом.
Одноглазый усмехнулся, юноша хмыкнул, старик посветлел лицом и согласно кивал словам проповедника.
Потом рабочий авторемонтного завода говорил о том, что надо в каждом квартале столицы, на каждом предприятии создать вооруженные дружины, взять под охрану склады продовольствия, школы и мечети, послать агитаторов в хазарейские трущобы города, оказать помощь тысячам голодных и нищих изгоев-хазарейцев, которых прежние власти довели до отчаяния, а теперь враги Апреля пытаются толкнуть на бунт против народного правительства. Он называл ошибкой освобождение ахванистов
