В горах долго светает | страница 27




Он вскочил, пораженный глухой, железной теменью, лишь в узкой бойнице лучилась неведомая звезда.

— Товарищ капитан...

Он сразу узнал негромкий голос командира десантников.

— Товарищ капитан, на плато есть кто-то. Я послал выяснить.

Карпухин молча забирался на свое пилотское место, Лопатин остался возле машины. Будить летчиков или пока незачем? Время к рассвету — «собачья вахта», час волков и диверсантов. На пролете он не видел поблизости ни одного человека, но в горах орудуют шайки басмачей и разбойников, эти звери умеют затаиваться. Что ж, вертолетчики и ночью не слепые, о десантниках говорить нечего.

Из темноты неслышно появился их страж.

— Тревога ложная, извините, товарищ капитан. Козлы приходили. Как они, лешие, поднялись с той стороны? Там же обрыв!

— На то они козлы. А извиняться нечего, мы люди военные.

Лопатин обошел площадку. Летчики спали, только возле транспортной машины шевельнулась фигура, и Лопатин узнал офицера, который обеспечивал их взаимодействие с мотострелками и танкистами.

— Что, капитан, начинаются тревоги?

— Ну, без тревог мы еще не жили, товарищ майор.

— Дома — одно, в гостях — другое. Тут лишнего не поспишь. Пойду посты проверю. Ребята надежные, но впервые в таком деле. Сам-то откуда?

— Сибиряк.

— Я так и подумал — понужаешь часто: все «ну» да «ну».

— Это потому, что у нас, в Сибири, дороги длинные. — Лопатин засмеялся и пошел к своему вертолету.

— Опять не спишь, Степан Алексеевич?

— Эти черти на самом интересном месте сон оборвали.

— Красивая снилась?

— Ага, самая красивая наша фигура в бою с истребителем. Прямо как киноленту снова прокрутил: и восьмерочки уже нарисовали, и заставили того коршуна пошире крылья распустить, и на горке из луча выскочили, и в прицел я его как миленького заловил на развороте — так нате вам: подъем. Кабы хоть по делу. Самого торжества лишили: засветить не успел.

— Экая радость — над своим торжествовать. В следующий раз мы промахнемся, а он — нет.

— Своих тоже надо учить, командир. Я ведь того друга, что за нами охотился, лично знаю. Зелень луковая — а гонору! Мы, видите ли, — поршки перепелиные, а он — высокопарящий сокол. Еще бы — истребитель-бомбардировщик! Потом встречаю: ну как, мол? Да ничего, говорит, двойку получил за свободную охоту. То-то, сокол, знай, какие пасти у наших поршков, да поменьше хвастай.

— Это славно, Степан Алексеевич, что ты своего оружия патриот, но для полноценного отдыха в высокогорных условиях советую вызывать более тихие сны, без этих самых стрессов.