— Шагай дальше, — пробурчал конвоир, держа меня за полу куртки. Из полураскрытых дверей кабинетов доносились голоса, звонки телефонов, смех. Эти люди были свободны, следовательно, счастливы и независимы. Они могли идти, куда угодно, а мне даже выйти из этого здания казалось невозможным счастьем. Свернув направо, надзиратели остановились у дверей, обитых черным дерматином, с трехзначным металлическим номером. Открыли, что-то кому-то сказали, я только услышал ответ «давай». В полутемном кабинете усадили на стул перед небольшим столиком. Я огляделся, привыкая к полутьме обширного кабинета. Настольная лампа с голубым абажуром освещала руки и грудь сидевшего человека, но лица его не было видно. Конвоиры, получив расписку, осторожно ступая, вышли.
— Курить не желаете?
Я вздрогнул, услышав русские слова.
Рука сидевшего за столиком человека ловко метнула мне на столик пачку «Честерфильда». Я достал спичку, закурил и закашлялся.
— Что, очень крепкие? Может, «Лайки» закурите. Они слабее. Факт!
Боже мой! Да это же Василий! И его любимое словечко. Я вскочил.
— Сидите, сидите! Не подымайтесь!
Я опустился на стул и с ненавистью, вдруг охватившей меня, выкрикнул:
— Так я тебе обязан арестом, выродок?!
Василий изменился в лице, но ничего не ответил, продолжая чего-то выискивать в бумагах.
— Так, так, — пробормотал я, силясь как можно больнее уязвить его, но ничего на ум не приходило. Я только мысленно повторял: «Выродок! Выродок!..»
Василий упорно молчал. В тишине слышался шелест пера да стук больших часов с длинным маятником.
Наконец он отодвинул в сторону какую-то бумагу, и, не глядя на меня, хрипло заговорил по-русски:
— Арестован ты не по моей вине. Я только вчера узнал о твоем аресте. А теперь, арестованный, зарубите себе на носу: я для вас не Василий, а господин следователь, факт. К сожалению, руководство приказало мне заниматься вашим делом — расследовать вашу преступную деятельность, факт.
— Приказал полковник Гринвуд?
Он встрепенулся.
— Гринвуд год как умер.
Теперь я ясно видел лицо Василия. Он погрузнел, и глаза у него словно потускнели. Но все же выглядел неплохо.
— Ну, раз так, то действуй. Черт с тобой!
Он шумно вздохнул.
— Надеюсь, обойдется без эксцессов. — Он стал что-то писать на листке бумаги. Потупясь, я рассматривал цветной узор ковра под ногами, диван, накрытый серым чехлом, длинный ряд книжных шкафов, вторую дверь с откинутой шторой, телефоны. Значит, это Василий! И это его кабинет. Как же он попал сюда? А может, он давно служит здесь? А там, в Ричмонде, тоже служил?
