— Как в отношении работы? — спросил я, подходя к очереди.
Давно небритый человек в выцветшем дунгари — синей матросской спецовке, какую носят моряки торгового флота — ответил:
— Обещали разгрузку. Двадцать барж на рейде. Дай, покурю.
Я отдал ему окурок. Он с видимым наслаждением затянулся.
— Может, удастся попасть на баржу грузчиком.
— Будем надеяться. Ты-то сильный парень. Тебе подфартит, а вот мне… — Он закашлялся и, сжав в кулаке остаток сигареты, весь подался навстречу выходившему из конторки толстяку в легком зеленом плаще, с сигарой в зубах. За ним семенил человек в узких брючках, похожий на ощипанного цыпленка. Толстяк что-то цедил сквозь зубы, а клерк записывал в книжечку, подобострастно заглядывая сбоку в глаза патрону. Поденщики как по команде выстроились в две шеренги, образовав длинный коридор от дверей конторки до ворот причала. На всех лицах было искательное, заискивающее выражение. Босс шел важно, как генерал на смотру, осознавая себя хозяином судьбы всех этих мужчин.
— Нужны грузчики. Сто лбов, — пронеслось по рядам.
Мой сосед, еле сдерживаясь, переминался с ноги на ногу. Губы его шевелились, он читал молитву. Босс шел медленно, иногда останавливаясь перед поденщиками, о чем-то спрашивая и самодовольно ухмыляясь.
— Впервые вижу тебя, парень, — остановился он против меня. — Молотить хочешь? С виду здоров. Покажи свои лапы. Сожми пальцы в кулак.
Я послушно вытянул руки.
— Хорош. Присядь. Согни ноги в коленях.
Я присел.
— О’кей! Открой рот. Покажи язык, зубы!
— Я что, лошадь, что ли?
— Не болтай много. Мне надо знать, здоров ли ты. Отвечать за тебя не желаю, если свалишься в трюм. Запиши его, Вильямс. Пять долларов.
Мой сосед выступил вперед.
— Мистер Уилки! А меня забыли?
— Вижу тебя, старая крыса, но эта работенка не по тебе. Баржи надо разгрузить до вечера.
— О, мистер Уилки! Буду работать не хуже других. Ведь уголь — мое родное дело.
— О’кей! Запиши его, Вильямс. Четыре доллара, но смотри, это в последний раз, Хансен. Стар стал — пора на свалку!
— Есть, сэр! — Хансен поклонился и подмигнул мне: — Босс шутить любит. Уж такой у него характер.
Нас загнали в трюм баржи, и до обеда мы работали как проклятые. Через десять минут все сделались черными от угольной пыли. Блестели белки глаз да зубы. Хансен попал в пару со мной. Мы нагружали уголь в одноколесную тачку и толкали ее к светлеющему квадрату наверху трюма. Сверху спускался крюк. Грузчики торопливо цепляли корзины с углем на крюк. Казалось, мы находимся не в трюме, а в самой преисподней и никогда не выберемся оттуда. Хансен после полудня совсем выбился из сил. Все чаще, хватаясь за грудь, он умоляюще смотрел на меня, чтобы я не так спешил наваливать в тачку тяжелые куски антрацита. Но работать-то ведь надо было. Помощники мистера Уилки следили сверху, и мы должны были во что бы то ни стало к темноте очистить трюм. У меня с непривычки гудели ноги, ломило руки. Уголь убывал медленно, и только к концу дня лопаты заскрежетали по днищу баржи.
