— Сидели бы уж, деды, дожидались готового, — лопнуло терпение у Гараськи.
Ощетинился завоеватель гор; зеленые пучки бровей натопорщились, как у филина.
— Эка, супостат! Не поглядим, что атаманов корень. Управу найдем.
Сидорея поддержал Силан Кондейкин, сморчок с козлиной бородкой. Топоча кривыми ногами, брызгал слюной:
— Шаровары спустим да всыпем почем зря. Ишь, моду переняли не слушать старшего.
Гараська, не вколотив последний гвоздь, собрал инструмент и ушел от греха.
Люд валил валом. Рассаживались на канавах крайних левад, просто в траву возле помоста; детвора и собаки сбивались к оградительной веревке. Тянули подвыпившими компаниями с гармошкой. Говор, переклики, пляски, смех…
Появились всадники. Горячили обряженных в ленты скакунов, разминая их на пустом зафлаженном выгоне. Тут и безусые — куга зеленая, — рискнувшие испытать себя и своих коней; тут и бывалые наездники и рубаки, пожелавшие показать казацкую удаль.
— Погля, погля, Евсей, — задергался Сидорей, толкая локтем бородатого соседа с урядницкими лычками. — Навроде из моих гарцует, ага? Жеребец-то наш, Мурат.
Урядник, промокая рукавом задернутые слезой глаза, подтвердил:
— Сидорка, Нестрата, внука твово, молодяк.
— Тезка, — Сидорей оголил пустые десны. — Бедовый, стервец, в мои кровя. А норовом, скажу тебе, аж дюжее взял, ей-осподь. А рядом с ним, случаем, не атаманов отпрыск? По коню угадываю…
— Он, Кирсана Филатова последыш.
У помоста встал всадник на невысоком светло-рыжем коньке с проточиной. В седле держится ладно, прикипел. Даже плохонькая баранья шапка и ватник, стянутый сыромятным поясом, не портили посадки. Избочившись, пылко высматривал кого-то в толпе.
Конек по виду строгий, горячий: чуял седока, сторожа каждое его желание. Постоял, двинулся вдоль веревочной огорожи.
— Эка, ладный казачок, — оценивающе причмокнул Сидорей. — Беда, далю такую не признаю, чьих будет? Не Мартыновых казаков? Али Волковых?
— Должно, Волковых, — предположил урядник. — Михася вон Волкова парень. По одежке видать, не шибко из справных.
Наперекор ему выставился Силан Кондейкин; недолюбливал он своего степенного рассудительного соседа.
— Мусуренковых вовсе! Тоже не дюже из справных казаков.
Урядник слова не молвил против, а тот все тряс козлиной бородкой:
— «Должно, Волковых». Каких там Волковых?! Да у Волковых спокон веку и коней такой масти не было, светло-рыжих да еще с проточинами. А то: «Во-олковых». Быки были. Во! До рога не дотянешься. На весь хутор быки. Половые, рябомордые… Но эт когда?! В малолетство мое, помню… У батька Прокопа покойного, Михася. Мы с Прокопом Волковым полчане ить. Там он, бедолага, и сгинул под Тифлисом… Поприжал однорядь нас турка в ауле клятом, сплоховал Прокоп… Попал под ятаган.
