Атаман уже не во сне, наяву отпихнул плечом навалившуюся тушу кишивиго, распрямился и невольно прислушался к давно неслыханному в пустынном бесптичьем хозяйстве чириканью.
— Мальчики, для экспертизки оставьте. — Смеющаяся неизвестно чему женская стайка, вспорхнув, изъяла, непочатую бутыль, якобы для отчетности перед педантичным руководством.
— Это ж мед! — Огорченный нечаянным набегом имка ссутулился непривычней обычного. — Это ж импорт на привозных шишках. Это ж для другарей, в нормы прийти, чтоб, как огурчики. А арак-ак-ак вышел весь — прикончилась-лась, стал быть, — затрясло до заикания имку, оживившегося от злорадства, — хспертизка ваша, фиг ей достанется!
— Точно, что фиг. Наливай, дамочка, да не скупись для девичьей компании. А им вот… — невесть что посулила мужской половине кукишем истерзавшаяся в разлуках с суженным невеста. — Выпьем, подруженьки, за долюшку безутешну, да пора апартаменты осматривать, — плохо: провожатые, как есть вдрызг упимшиеся.
Не вся мужская компания служила иллюстрацией сему утверждению, но экс-ментонеров с переводягой, уж точно, развезло после оздоровительных процедур да беспричинных начальственных выговоров донельзя — свалило, словно заезжих патрициев в простынных тогах да в триумфальных лаврах многоценных веников.
— Чау, бамбины! — Принудив-таки кряхтящего имку навсегда распрощаться с заповедной бутылью, девчата, пренебрежительные к расслабленным кавалерам, удалились, прихватив, не спросив разрешения, весьма сподручные не в экспертизе, а для девичника бокальцы.
Хитпой, помятуя про естественные надобности страждущего организма, встрепенулся, но на канитель с провожаниями не отважился. Юный же конфедерат, до того искренне распереживался выговору, что упустил из виду уже не просто дамочку, а с ума сводящую, как у блондинок заведено, иностранку, однако, блюдя лицо родины и прочие атрибуты мужества, потянулся вослед, но атаман одернул обоих:
— Знаем этих княжен, проходили. Навалятся — сбрасывай потом обузу в набежавшую, будто штангу выжимать приходится. Не до них сейчас.
Как наяву помнится, ух, великого ума человек говаривал: раз после выпимки голова трещит да раскалывается — не пей.
— Ни пий.
— Говорил сей умен человек: коль живот крутит да вертит, одно спасенье — не пей.
— Ни-ни, ще ризь.
— Вот видишь, братуха, у вас — то же самое! Наливай по совпадению, потому что человек сей опытен про случай, когда враз и голова, и живот — ничего не сказывал, а я по неопытной младости спросить не удосужился. — Хлопнул по плечу соседа, бодрясь, атаман. Кишивий, за думкой задремав, вновь встрепенулся, прочь стряхнув сонное оцепенение, потянулся к откуда лишь взявшейся бутыли, но имок, не перепоручая более никому ответственное дело разлива, из темени, как гном из шахты вынырнул, многоопытно «сокровище» перехватил.
