— Нет. Я остаюсь с девушками… со свидетелями — надо опросить…
— Правильно. Потом доложите. — Гордый сознанием неприступной принципиальности экс-координатор, ко всеобщему облегчению и удовлетворению, удалился.
* * *
— Неужто все добро до последней капельки на хспертизу уйдет да на нужды непотребные? — хозяйственно обеспокоился имка. — Это ж тройничок, арак самого, что ни есть, высочайшего качества. Для себя берег да на «раз уж такое дело»!
— Не беспокойтесь, на посошок хватит, — дамочка конспиративно всмотрелась в поглотившую начальника зияющую темень и взболтнула бутыль, — а мне — на «за встречу» с подружками. — Трогательно обнялась с Сюзи и с непривычно застоявшейся в растерянной неподвижности невестушкой, давненько уж не встречавшей мужеского рода сухарей, напрочь игнорирующих выдающиеся достоинства.
— Вот и ладненько. Мне-то что, не жалко, не последняя, просто добро переводить на хспертизы зряшные… тьфу на них. Это ли дело? — бурчал под нос имок, оправдываясь в бережливости да наливая бугорочками, чтоб не особенно-то зажировала экспертиза клятая.
* * *
Олга, подернутая застывшей прохладцей, даже не трепыхалась, а оцепенела, как вобелка, кружкой прохладного пивка зачарованная. Необъятные дали веяли свежестью, дышали неторопливо, а потому притягательно. На стругах, нехотя, с льняным хрустом колыхались воздухи. Ширь.
Простор-то какой, гладь благодатная, раздолье, э-эх.
Одно только — княжна, даром что прикидывалась утонченной персиянкою, а навалилась сущей тяжестью. А ну-ка, за борт самозванку — доставлю ватаге невесть какое, но развлечение в долгом плаванье.
Бултыхнулась княжна нежданным от точеной фигурки весомым всплеском. Всколыхнулась гладь водная, заиграла-забаловала, но не суетно, а с солидностью, не нарушая величия дум, да все ж за шиворот косоворотки затекла остужающей водицею.
* * *
Не видать берегов, одно лишь черное, бездонное небо нависло над чубатой головой, словно за отступничество карающим полумесяцем. Звездоньки лукавые многообещающе заподмигивали, как в Рождественскую ночь перед поеданием вареников. Тишь, только «редкие птицы», обессилев, словно неведомым гриппом подкошены или мнительно начитавшись классики, так и валятся, вздымая приятные, прохладные брызги, то справа по борту чайки, то слева, то прямо по фарватеру… Но что с того отважному кишивиму, крепко сжимающему кормило, правящему к одному ему ведомой цели?
* * *
— Эй, застольники, хорош дрыхнуть! — Окатил имка полукувшином рефрижерной водицы сперва одного из наиболее стойких собутыльников, потом другого, и, когда те с понимающим видом, будто вовсе от дела не отвлекались, подавляя зевоту, заморгали соображающими глазами, выставил на стол очередную заповедную.
