— Опусы, значит, в лектории репрезентируете?
— Ну, вы зна-аете… — в чванливом удовлетворении оглядел Хренайз застывший холл с, казалось, пожирающими представленную персону лектора не только глазами, лицами, внемлющими каждому слову, малейшему жесту, а особенно, почему-то, каждому шевелению фигуры, и со скромностью, присущей гению, продолжил:
— …я больше специалист по планированию глобальной стратегии, по принудительной тактике реализации, претворения ревороваций…
— Ах, пухлячок какой сдобненький! — не выдержав более искуса, пискнул кто-то из зала и, означив себя, с аппетитом высморкался.
— А-ах! — вторил писку басовитый голос:
— Досель подобных бройлеров не видано, об столь качественном продукте не слыхано!
— Не соглашусь, наоборот, еще как наслышаны: переброску в холуевриканскую экасперлику ворликских стратегических резервов «лектор» организовал тактически безукоризненно. Подобные делишки Бесситемному резерву по вкусу, мы всегда «за», более того, готовы удовлетворять чаяния лиц, обтяпывающих подобные мероприятия, — несколько убаюкал глава насторожившегося, носом чутко к возможным неприятностям принюхавшегося Хренайза, чтобы последующий оборот беседы оказался для того еще более парализующим. — Да только, вот беда, прожигать интервенции, будь те хоть трижды валютно-макулатурные, не дозволено никому!
Хренайз побледнел, задергал, заколыхал в оправдание подбородочным курдюком, манерой индюка переростка — для окружающих гастрономов интригующе привлекательно.
— Меня пригласили с лекцией выступить… перед вами? — не нашелся брякнуть чего более подходящего случаю.
— По заслугам и пригласили, только право на лекции сперва заслужить надобно, потом и… кровью.
Не волнуйтесь, голубчик, выпейте-ка лучше «Брюньону». Пропойца-адмирал не все вылакал, еще прилично осталось — как раз достаточно для маринования. — Милостиво, собственноручно доверху наполнил глава объемистый фужер из резервной бутылки и протянул соискателю лекторства. — Не вашим потом, разумеется. Кровью, при здравом уме, тоже не вашей. А вот тут, золотце…
Ну, пей до дна…
— Пей до дна! Пей до дна!.. — поддержали из зала.
— Вот молодец! Так о чем это я? А-а, именно о здравии ума…
Хренайз, едва улавливая, чего, собственно, с чьим умом обстоит, слегка лишь поперхнувшись винцом, вообразил, что подвергнут испытанию, таинственному орденскому посвящению, обряду для избранных — зарделся от столь льстящего внимания, как маков цвет, опять же к вящему удовлетворению собравшихся.
