Окропление ядами | страница 125
— Ви-вино? Гм, чувствуется — человечек со вкусом. Что ж перемена блюд в меню иногда допускается. А ты, шельма, по кулинарным моим пристрастиям видать, опять вывернулся. Пожалуй, подобное изворотливое качество мне тоже импонирует. Что ж, служи, хвостатая псина!
Исполнительный адмирал и без поданной команды стоял уж на задних лапках.
— Эй! — Призывно щелкнул глава когтистыми пальцами и повелительно кивнул мажордому. — Подать столовые приборы да кликнуть заезжего лектора!
Адмирал, можешь быть свободен. Иди пока. Вот тебе на дорожку. — Милостиво протянул почти опорожненную бутылку. Впредь же смотри, пропьешь хоть один винт — на-ка-жу, — мягко пожурили четыреххвостого напоследок и чуть ли ни приветливо кивнули на прощание.
У адмирала достало выдержки — хоть пятки чесались донельзя — церемониально поклониться, приложить, отдавая честь, руку к «пустой» голове, и только после сего политеса быть таковым. Достало коварства на выходе насквозь фальшиво, деланно-обнадеживающе улыбнуться во всю имплантированную стоматологию Хренайзу, мол, держи, паря, карманы шире. Достало цинизма продемонстрировать кружок замкнутыми большим да указательным пальцами, что на языке водолазов означает «окей», из книжки же вычитанной Хренайзом о Санкрите — тоже, вроде, «все в порядке», а в представлении адмирала — тот самый спасательный круг, без которого из гиблого омута не выплывешь. Но лишь только шмыгнул за дверь, полетел четыреххвостый прочь, словно в авиацию перевербовался, а хвосты променял на пропеллеры. Педалеров всю дорогу шпынял так, что, добросовестно выполняя приказы, бедолаги создали на мобилестраде не счесть сколько аварийных ситуаций, спровоцировали велозатор и непролазную пробку на съезде с акведука.
Вальяжный, медно-золотистый, словно надраенный песочком фальшивый червонный, Хренайз, задирая нос, ведомый под ручку, чтоб не сбежал, да с прочими подобострастиями бдительными служителями, степенно восшествовал в залу.
— Ах, каков!.. — аж дух сперло у пэров, заждавшихся анонсируемого ленча.
Невольно залюбовался аки блистающим Фебом и сам глава: дородность, местами мягко преходящая в пухлость, сопутствующая особям с завидным административным положением, двойной подбородок — в отсталых обществах символ сытости и представительности, глазенки с хитрым прищуром — верный признак отсутствия терзаний ненужной совести да прочие атрибуты полнокровной внешности заставили гурмана сглотнуть набежавшую слюнку.