— Надо полагать, знает.
— Против такой силы трудно, я бы даже сказал — невозможно выстоять, — снова вздыхает Иржи Марек. — Но даже взяв Москву, Гитлеру вас не победить. В это не только верю, этим только и живу…
Не доезжая нескольких километров до Вяз, Марек останавливает свою машину на опушке леса.
— Дальше вам придется добираться самому, — говорит он Щедрину. — Дальше мне с вами опасно. При въезде в город очень строгий контроль эсэсовцев.
— Спасибо вам, товарищ Марек, — благодарит капитана Михаил Миронович. — Теперь я и сам до города доберусь. Только не через главные его ворота, а через черный ход, так сказать.
Прощаясь, они крепко жмут друг другу руки.
Родной город, в котором Михаилу Мироновичу с детства знакома каждая улица, каждый дом, кажется ему теперь чужим, враждебным. Он идет глухими окраинными переулками и проходными дворами, останавливаясь и вжимаясь в стенку ближайшего дома при малейшем шорохе. За каждым углом ему чудится незримый враг.
Как все странно, дико. Вот в этом доме жил, а может быть, и сейчас еще живет его старый приятель, с которым они в одном полку сражались против Юденича, вместе ползли по льду Финского залива к Кронштадтской крепости. Кажется, ему не удалось уехать…
Разве раньше прошел бы Михаил Миронович мимо, не заглянув хоть на минутку к старому другу? А теперь вот крадется, как тать во мраке, и на уме одно — только бы не увидел его кто-нибудь из знакомых, потому что не имеет права никому довериться… Война!
Сколько еще до дома Рябова? Метров сто, наверное?
Какой это был веселый, гостеприимный дом! Его окна никогда не были занавешены, всегда ярко светились вечерами и как бы говорили: здесь живут честные, добрые люди, которым нечего скрывать. А сейчас и не отличишь его от соседних. Такой же мрачный, неприветливый. Чуть даже не прошел мимо… Теперь нужно вернуться назад, к калитке палисадничка. Хорошо, что она не на запоре. Наверное, Рябов специально оставил ее открытой. Его ведь предупредили, что Щедров должен прийти в эту или в следующую ночь. Ждет, поди, нервничает…
Чуть стукнул Михаил Миронович в занавешенное окошко, как сразу же приоткрылась дверь. Значит, действительно Рябов ждал его, всматриваясь из темной комнаты во двор.
Они крепко жмут руки друг другу.
— Мои все спят, идем на кухню, — шепчет Рябов, немолодой уже человек. — За Павлом Ивановичем я сейчас старшую дочь пошлю.
— А он знает, что я…
— Знает, знает. На всякий случай мне было велено его предупредить.
