Но все же Сивый и Сива — не одно и то же. Между богиней ранних заморозков и добрым зимним дедом такая же разница, как между злом и добром, смертью и жизнью. Так же различались их цвета — чисто белый, святости и снега, был не похож на сизый, сивый — цвет савана и смерти. Сива — это богиня смерти, а образ ее дожил до наших дней. После чернобыльской катастрофы украинские старушки рассказывали друг другу, что видели своими глазами эту непонятную «радиацию», о которой в то время столько говорилось по телевидению и радио. Это будто бы высокая, седая, тощая старуха в белых одеждах — то есть Смерть, Сива.
Как отмечал Миролюбов, Сивого обязательно сопровождала сивая лошадь — Сивка, запряженная в сани, которые увозили души на тот свет. Это очень древнее поверье, характерное для многих народов, запечатленное еще на этрусских фресках, где лошадь изображалась как проводница умершего на тот свет.
Сказочному Ивану удалось поймать коня Сивы и заставить его служить себе. Трижды он проходит через символическую смерть, влезая в одно ухо и выбираясь из другого, меняясь после этого до неузнаваемости. Конская голова, конский череп — символ смерти.
В русских деревнях хворого врачевали по принципу «лечить подобное подобным», то есть клали у него в головах лошадиную голову в надежде, что смерть, узнав свой символ, не покусится на больного, а отступится и уйдет прочь.
И в заключение русская сказка о Сивке-бурке…
«Было у старика трое сыновей: двое умных, а третий — Иванушка-дурачок: день и ночь дурачок на печи валяется.
Посеял старик пшеницу, и выросла пшеница богатая, да повадился ту пшеницу кто-то по ночам толочь и травить. Вот старик и говорит детям: «Милые мои дети, стерегите пшеницу каждую ночь, поочередно: поймайте мне вора!»
Приходит первая ночь. Отправился старший сын пшеницу стеречь, да захотелось ему спать. Забрался он на сеновал и проспал до утра. Приходит утром домой и говорит: «Всю ночь-де не спал, иззяб, а вора не видал».
На вторую ночь пошел средний сын и также всю ночку проспал на сеновале.
На третью ночь приходит черед дураку идти. Взял он аркан и пошел. Пришел на межу и сел на камень: сидит, не спит, вора дожидается.
В самую полночь прискакал в пшеницу разношерстный конь: одна шерстинка золотая, другая — серебряная; бежит — земля дрожит, из ноздрей дым столбом валит, из очей пламя пышет. И стал тот конь пшеницу есть: не столько ест, сколько топчет.
Подкрался дурак на четвереньках к коню и разом накинул ему на шею аркан. Рванулся конь изо всех сил — не тут-то было! Дурак уперся, аркан шею давит. И стал тут конь дурака молить: «Отпусти ты меня, Иванушка, а я тебе великую сослужу службу». — «Хорошо, — отвечает Иванушка-дурачок, — да как я тебя потом найду?» — «Выйди за околицу, — говорит конь, — свистни три раза и крикни: «Сивка-бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист пород травой!» — я тут и буду.
