Еще недавно мы привыкли смотреть на них в лучшем случае, как на пустопорожние, бесполезные пространства, которые необходимо осушить, выкорчевать, разработать. Правота такой точки зрения казалась столь очевидной, что человек с присущим ему пылом принялся за уничтожение болот и преобразование природы по своему усмотрению. Результаты не замедлили сказаться. Причем совершенно не те, на которые человек рассчитывал. Вместе с болотами стали исчезать реки, леса, пересыхать поля. Там, где еще недавно зеленели луга и сочные поймы, как в Белоруссии, пронеслись «черные бури», разрушившие, унесшие за мгновения всю ту плодородную почву, которая накапливалась тысячелетиями…
Постепенно выяснилось, что болота — не только огромные резервы влаги, заготовленные природой на аварийный случай; это еще и резервации растительной жизни на случай засухи и пожаров, которые останавливаются у его края или опаляют болото только поверху. Как человек запасает на случай пожара огнетушители, бочки с водой и ящики с песком, так предусмотрительная природа, создавшая жизнь, во множестве запасла болота, где не только человек, но и все живое в критический момент может найти убежище и поддержку.
Но это так, к слову…
Целью нашей работы было получить, пробурив полтора-два десятка болот, своего рода меридиональный разрез, показывающий последовательность болотных отложений на протяжении тысячи с лишним километров — от Верхней Волги до Белого моря. Однако интересовали нас не столько слои торфа, сколько заключенная в них пыльца деревьев и растений.
Палинология (от латинского pollen — пыльца) как наука возникла в первых годах нашего века. Как всегда, в таких случаях можно спорить, что было случайным, а что — закономерным.
В истории человечества торф отнюдь не был каким-то новым топливом. Подобно кизяку в жизни степных кочевников, он заменял дрова в тех местах, где дерево было редко или его не было вообще, — в северной Англии, в Ирландии, в Исландии. Пока запасов каменного угля хватало для нужд металлургии, железных дорог и мореходства, вопрос о новых источниках энергии не вставал перед промышленностью. Все изменилось с началом практического использования электричества. Его производство требовало огромных запасов дешевого и повсеместно распространенного топлива. И естественно, взоры европейских энергетиков обратились к торфу.
Торф обладал высокой калорийностью, добыча его была сравнительно проста, запасы — практически неисчерпаемы. Таким образом, интерес сначала инженеров, а затем ученых к истории формирования торфяной залежи, видовому и химическому составу торфа, его использованию в энергетике, химии, сельском хозяйстве был вполне закономерен. Поскольку же сам торф состоит из растительных остатков, его состав, столь же закономерно, предстояло изучить ботаникам, привыкшим иметь дело не только с самими растениями, но и с их производными — плодами, семенами, пыльцой.
