. Что примечательно, часто во время этих расследований одну и ту же организацию обвиняли как в коммунистической, так и в фашистской пропаганде.
Важно отметить, что ФБР занималось и деятельностью организаций с изоляционистской идеологией. По своей структуре проверки во многом напоминали «рейды Палмера», в которых принимал участие молодой Эдгар Гувер[151]. Сотрудники Бюро проверяли документацию организации, допрашивали лидеров и рядовых членов, их семьи, друзей, проверяли налоговую документацию, запрашивали данные у военной разведки и т. д. По итогам проверок лидеров привлекали к уголовной ответственности, тиражи издаваемых брошюр уничтожались, организации разгонялись. Проверкам подвергались организации национальных диаспор, в частности, немецкие, японские, итальянские и русские[152].
Таким образом, видя усиление роли ФБР в правоохранительной системе страны, президент своими запросами способствовал укреплению позиций Бюро[153]. Из-за секретного статуса данных директив Конгресс не имел возможности оспорить эти решения. В свою очередь, директор Гувер использовал новые, пока еще временные, возможности неожиданным образом. По его приказу были проверены не только названные организации, но и критики политики президента из числа интеллигенции и даже членов Конгресса.
Итоги данных проверок были представлены президенту 24 августа 1936 г. на встрече с Гувером в Белом доме. После доклада директора Рузвельт выразил ему свою озабоченность деятельностью просоветских и прогитлеровских политических сил, таким образом, поставив исходящую от них угрозу на один уровень. Президент отметил: «На сегодняшний день в стране нет правительственной организации, занимающейся сбором так называемой «приоритетной разведывательной информации» – и спросил, какие у Гувера есть предложения по этому поводу. Директор ФБР ответил, что его ведомство может собирать подобную информацию на постоянной основе при получении специального запроса от Госдепартамента, как это было сделано в 1916 г. На следующий день состоялась повторная встреча Рузвельта и Гувера с участием госсекретаря Корделла Халла, на которой тот пообещал директору и президенту сделать такой запрос. Тем не менее написанный Халлом запрос Рузвельт не использовал, предпочтя хранить его в своем сейфе[154]. Однако запрос был сделан в устной форме. Вероятно, президент побоялся использовать письменный вариант, опасаясь возможного конфликта с Конгрессом, который мог неправильно истолковать указание президента и госсекретаря. Опасения президента вызывала также и возможность получения этой информации разведками стран-агрессоров или Советским Союзом.
