В ответ на мой совет раис-и-телефон[19] печально улыбнулся и заявил, что не склонен рисковать, полагаясь на проницательность Совлаева. А поскольку я не мог предложить ему ни помощи, ни полезного совета, он попросил разрешения удалиться и вскоре умчался в своей маленькой повозке, запряженной парой лошадей.
Пять минут спустя по горячим следам своего врага примчался Совлаев, который очень рассердился на меня за то, что я не арестовал преступника. Пришлось объяснить, что у меня нет никакой информации относительно предъявленных ему обвинений, и я не могу согласиться с его идеей арестовывать людей только потому, что мне не нравится их внешний вид. С этим он и улетел, чтобы продолжить преследование, дабы намеченная жертва не ускользнула от него до наступления темноты. На рассвете следующего дня он снова явился ко мне с известием, что раис-и-телефон нашел убежище у губернатора и что он намерен ворваться в дворец губернатора, чтобы произвести арест. Я отговорил его от этого совершенно ненужного акта насилия, и мы решили, что я возьму на себя задачу дальнейшего преследования. Однако я не стал сразу форсировать этот вопрос, так как он, очевидно, не относился к разряду событий, которые должны были выиграть войну. Я просто попросил капитана (теперь майора) Сондерса выяснить, в чем дело, и ждал его доклада.
Само собой, свой первый официальный визит я нанес губернатору, Мидат эс-Султани, обаятельному человеку фальстафовского телосложения и с таким же чувством юмора, добродушному философу, который смеялся по жизни и встречал каждую перемену судьбы с невозмутимостью, достойной викария из Брея[20]. Его девиз: «Будь что будет, а я сохраню свой пост губернатора этого города», и он с гордостью сообщил мне, что оказался единственным губернатором в Персии, которому удалось удержаться на своем посту более трех лет. Ему приходилось качаться подобно маятнику – в одну сторону, чтобы угодить персидскому правительству, и в другую, чтобы угодить русским, и теперь, когда пришли мы, он был вполне готов качнуться в ту сторону, в какую нам заблагорассудится. Пока мы довольны, будет доволен и он. В политике он позиционировал себя демократом, но говорил мне об этом с лукавой усмешкой. Разумеется, он не относился к тем, кто требуют «народного правительства для народа», но, как он заметил: «В наше политизированное время – за что мы должны благодарить вас, европейские джентльмены, – необходимо быть кем-то тем или кем-то иным, а именно сегодня популярен демократический ярлык». Результаты нашего расследования его прошлых склонностей и пристрастий показали, что он не был замешан ни в каких заговорах и интригах. Он не выступал ни за кого и ни против кого-то и имел только одну цель в жизни, которая состояла в том, чтобы направить свою лодку подальше от всех окружавших его скал и водоворотов.
