Чиновнику было отправлено срочное сообщение с просьбой дать объяснения и освободить людей. На что последовал вежливый, но твердый ответ, в котором говорилось, что этих людей арестовали по конкретным обвинениям и они не могут быть освобождены.
Теперь настало время выбирать между двумя диаметрально противоположными вариантами действий. Поставить ли нам под ружье двенадцать офицеров, двух клерков и сорок одного водителя и попытаться спасти наших поставщиков силой оружия, или же подвергнуть нашу дружбу испытанию и посмотреть, будут ли наши друзья действовать в соответствии со своими заверениями в дружбе. Последний вариант казался мне более привлекательным, и я отправился с офицером штаба побеседовать с чинившим нам препятствия чиновником. Я боялся, что он скажется больным и не захочет меня принять, что является обычной персидской уловкой, когда назревают неприятности; поэтому я посчитал добрым знаком, когда нас незамедлительно впустили в его резиденцию и оказали нам прием в самой строгой официальной манере. После обычного обмена любезностями мы приступили к делу, начиная с моей просьбы объяснить столь тираническое обращение с моими поставщиками. В ответ я услышал следующее заявление: «Что касается заключения под стражу людей, о которых вы упоминаете, то я с сожалением должен заявить, что действую по приказу, который обязан выполнять в силу своего официального статуса. Вы можете не поверить, но я скажу вам по секрету, что только что получил недвусмысленный приказ: принять все меры к тому, чтобы вы не получали припасов, а в качестве первого шага немедленно посадить в тюрьму ваших поставщиков. Ваше присутствие в Персии нежелательно, эти меры призваны сделать ваше пребывание здесь невозможным. Зачем вы нарушаете покой такой нейтральной страны, как Персия, вводя сюда войска?»
«Что касается заключения под стражу поставщиков, – ответил я, – то в вашей стране, разумеется, недопустимо сажать людей в тюрьму, не предъявив им законного обвинения, и, разумеется, в этой стране нет закона, запрещающего продажу зерна любому потенциальному покупателю!»
На что чиновник возразил: «Вы не знаете наших законов и поэтому не вправе обсуждать их; они не похожи на ваши. Мне приказано арестовать этих людей, и я это сделал».
Затем я – уже не в первый раз – объяснил, что в отношении замечания относительно нашего присутствия здесь, в нейтральной стране, мы с крайней неохотой были вынуждены занять такую позицию. Если бы Персия сохранила свой нейтралитет, то в нашем присутствии здесь не было бы необходимости, и она вызвана исключительно деятельностью немцев и турок в этой нейтральной стране. По всей видимости, персидское правительство соглашалось с турецкой оккупацией и германскими происками и требовало соблюдения законов нейтралитета только в отношении одной из воюющих сторон. Не было такой уж большой необходимости вступать в подобную дискуссию, но восточные люди не любят, когда их торопят, поэтому сначала следовало немного вежливо побеседовать, прежде чем перейти к делу. Поэтому, обменявшись еще несколькими мнениями по общим вопросам, я счел, что настало время вернуться к первоначальному вопросу, что я и сделал в следующих словах: «Я благодарен вам за подробное объяснение обстоятельств, приведших к нынешней проблеме, и, как солдат, я был бы последним человеком, который предложил бы неповиновение приказам. Я вижу, что путь, который вы избрали, был единственно возможным для вас, и я восхищаюсь расторопностью вашего повиновения. Теперь вы выполнили свой долг и можете с чистой совестью доложить об этом своему начальству. На этом официальную сторону нашей беседы можно считать окончательно закрытой.
