Люди — загадочные существа, и стоит подумать, что ты их разгадала, как они подбрасывают тебе сюрприз.
— Сколько еще? — спрашивает Джон, выпрямляясь на стуле и упираясь взглядом в мой живот, выпирающий из-под линялого фартука. У него темно-карие глаза, чуть темнее каштановых волос, обрамленные длинными ресницами, которым позавидовали бы многие женщины.
Вопрос задан настолько прямолинейно, что я краснею.
Нравится тебе это или нет, но беременность выставляет всем напоказ самые интимные стороны жизни.
— Несколько недель, — отвечаю я.
Малыш снова пинается.
Джон слегка прищуривается, словно что-то мысленно прикидывает.
— Вам не следует так много быть на ногах.
Переживать из-за того, что «не следует», мне недосуг. Руби ко мне хорошо относится, но это ее бизнес, и бывали времена, когда Том слишком сильно прикладывался к бутылке и не мог выйти в море или пропивал всю получку, и тогда эта работа спасала нас от голода.
— Вы готовы сделать заказ? — спрашиваю я, пропуская его замечание мимо ушей.
— Яичницу с беконом, — отвечает он после паузы. — И черный кофе, пожалуйста.
Он всегда заказывает одно и то же.
— Будет готово через несколько минут, — говорю я.
Я наклоняюсь, чтобы смахнуть со стола крошку, оставленную предыдущим посетителем, — рукав задирается, обнаруживая на коже темно-багровые кровоподтеки.
А точнее — пять синюшных отметин от пальцев.
Щеки обдает жаром, я опускаю рукав.
— Что случилось? — тихим голосом спрашивает он.
— Ничего, — вру я.
Он точно не из местных, потому что в Ки-Уэст, похоже, всем известно, что Том Бернер грубо обращается с женой, когда напивается, — и когда бывает трезв как стеклышко, тоже.
— Вам еще что-нибудь нужно? — Я стараюсь, чтобы голос звучал ровно, и «надеваю» на лицо вежливую улыбку.
Мне не нужны его советы или сочувствие — толку-то в благонамеренных словах, от которых больше вреда, чем пользы. Муж в семье — голова, по крайней мере, так меня учили. Я — жена Тома, его собственность, и он вправе делать со мной что хочет.
И ребенок будет его — нравится мне это или нет.
В ответ на мой вопрос Джон качает головой, дескать, ему больше ничего не нужно, и снова превращается в уже привычного молчаливого чужака.
Опять брякает дверной колокольчик, и с появлением новых посетителей в помещении становится гораздо тише обычного.
Женщина, по здешним меркам, выглядит очень элегантно: ее платье наверняка из Парижа или другого шикарного города. Она прекрасна недостижимой красотой, как будто сошла со страниц «Синематографа» или иного голливудского журнала — у нее иссиня-черные волосы, ярко-красные губы и безупречная кожа. Темноволосый мужчина рядом с ней заходит так, будто он — хозяин этого места, она же словно скользит по воде, плывет по течению жизни.
