Едва в шесть ноль-ноль в комнату № 475 доносился звонок — окончание работы, — как Анюта была уже в конце коридора, через ступеньку прыгала с четвертого до первого этажа, а у дверей ее ждал муж — Володя Глеб из архитектурной мастерской, которая была неподалеку от НИИ-9. В мастерской рабочий день кончался раньше…
Встретившись, Анюта и Володя Глеб галопировали по магазинам, а потом, тоже вдвоем, — к двоим детишкам в сад, которых они любили до изнеможения.
— Да, — говорила эта самая Анюта Ирине Викторовне после кино, — да-да; свободная любовь или — никакой! Без этого женщина — мать, жена, сестра, дочь, работница, домработница, кто угодно, но только не женщина — нет и нет! Я просто завидую тем женщинам, которые в средние века шли на свидание, рискуя тем, что их живыми закопают в землю! Представить себе: ночь, темно, может быть, даже буря, а ты, закутавшись с ног до головы в покрывало, спешишь на свидание и знаешь, что за измену тебя обязательно закопают живой в землю! Или сожгут на костре! Или еще что-нибудь такое… А?! — И Анюта Глеб вытаращила глаза и залилась краской, а ее огромные, сильные ручищи схватили аккуратные руки Ирины Викторовны и почти по-настоящему больно сжали их…
Ирина Викторовна вдруг поняла весь нескладный, крупноголовый, словно ребенком нарисованный рисунок Анюты Глеб, поняла, насколько эта нескладность и необычность может быть привлекательной, как Анюта может потрясти сознание мужчины, сначала будучи потрясенной сама.
«Боже мой! — подумала она. — А я-то, я чем могу кого-нибудь потрясти! Сплошная же ординарность! Среднеарифметическая величина!»
Ирина Викторовна тоже представила женщину, которая спешит на свидание, зная, что ее могут закопать, почти что наверняка закопают в землю или сожгут на костре, и ею овладело ощущение безумного риска, и пришла догадка о той сумасшедшей любви, которая совершалась в ночь такого вот свидания!
Они с Анютой Глеб были в это время в сквере неподалеку от кино и от входа в метро, под ногами хлюпала весенняя ростепель — желтый песок с серым городским залежалым снегом, и над головами у них тоже было что-то в этом же роде — низкие, темные и тяжелые облака. Сыро было на улице, сумрачно, и Анюта торопилась домой, к мужу Володе, к детишкам, один из которых был нездоров как раз по причине всей этой слякоти и сырости, и, торопясь, быстро переступая с ноги на ногу, но оставаясь на месте, Анюта вот так сразу, без обиняков и страстно, изложила Ирине Викторовне свою точку зрения.
