Выразив свой гнев и недовольство, Пятница полюбопытствовал: бывал ли мой папа на необитаемых островах?
— Мы в Германии были, — сказал я. — Я тоже был. И мама…
— Выдумываешь! — не поверил Пятница. — В самой настоящей Германии? А скажи, как там люди говорят?
— По-немецки. Вот так: гутен таг, гуте нахт…
— Гуте нахт… гуте нахт… — повторил, стараясь поддразнить меня, Пятница. — А ты понимал то, что они говорят?
— А на что мне? Они говорили по-своему, а мы по-своему.
Пятница задумался. Вздохнул:
— А я дальше Одессы нигде не бывал.
— Ты здесь все время живешь?
— А где ж еще? Мы тут с мамой. Она в доме отдыха работает, а папы у меня нет вовсе. Он, когда я был еще совсем маленьким, умер. Вернулся с войны и умер. Его там аж три раза ранили, вот он и помер. А медали его остались. Хочешь — я покажу. Приходи завтра. И вообще, давай дружить будем, а?
— Но ты же с Робинзоном…
— А мне с ним надоело. Да еще, если то все враки… Я думал, и вправду есть людоеды, а если это просто так… Да и Робинзон тоже хорош! Все Пятница да Пятница. Как тот канализатор, или как там его…
— Колонизатор, может? — сказал я.
— Пускай будет так, — согласился Пятница.
Условившись, что мы завтра сходим в дом отдыха, я пошел домой.
Над головой мерцали крупные звезды. Море тяжело дышало, хлюпало в темноте.
Далеко на горизонте перемигивались зеленые и красные огни.
— О, уже явился наш гуляка, — ласково проворчала бабушка, встречая меня. — Где это ты гулял, парняга?
Ну и бабушка! Хотел было сказать, что в кино ходил, но она так сконфузила меня, что я промолчал. Скоренько сбросил с себя рубашку да и нырнул в постель. Даже от ужина отказался.
Спал я или не спал? Кажется, только-только задремал, как тут же меня начал будить дедушка:
— Вставай, Даня! Или ты забыл, что сегодня воскресенье?
Я сижу в постели, сердито тру глаза кулаками. Вот еще люди! Пускай будет воскресенье — что из того? Какое мне дело до этого, если я еще не выспался!
Дедушка кашляет так, что, наверное, весь морской берег слышит. При этом он набивает табаком свою трубку. Я снова зарываюсь головой в подушку. Она такая мягкая, такая теплая, такая ласковая…
— Вот тебе и на! — трунит надо мной дедушка. — Я думал, ты — настоящий рыбак, а ты — соня!..
Только теперь я вспомнил, что мы с дедушкой уговорились пойти сегодня в море рыбу ловить. В один миг я спрыгнул с постели, натянул на плечи майку, глянул, что там делается на морском просторе.
До настоящего утра было еще далеко. Вокруг только чуть посветлело, но море было такое ясное, такое синее и такое переливчатое, что я тут же забыл и про сон, и про теплую мягкую подушку. Мне почему-то захотелось петь, танцевать, немедленно сесть в баркас и плыть вон туда, где море сливается с небом, где розовеет едва заметная полоска, указывая, что именно там взойдет веселое летнее солнце.
