Дорога дней | страница 12



— Вай, бессовестные, разбойники!..

Мы быстро посыпались с крыш. Но, когда я спрыгнул, кто-то крепко схватил меня за руку.

Хачик хорошенько избил меня, а отец, заняв у парона Рапаэла три рубля, уплатил стоимость разбитых кувшинов и коротко приказал:

— Чтоб я тебя больше не видел с этими паршивцами!

МОЯ МАЛЕНЬКАЯ УДАЧА, И СНОВА О ЗАГАДКЕ КАПИТАЛА

Понятно, что невозможно подчиниться воле отца. Он вскоре и сам это понял. Мне нужны были товарищи, а вокруг только эти ребята: сын керосинщика Погос, кривоносый Амо, Чко и несколько других. Тем более, что они (мне кажется, и отец так думал) были не такими уж плохими. И я, в который раз пообещав родителям больше не озорничать, вновь получил право играть с товарищами.

Не знаю, откуда сын керосинщика Погос раздобыл для меня пару голубей. Чтобы не оставаться в долгу, я, в свою очередь, подарил ему белый костяной свисток и занялся голубями.

На крыше Погос деятельно наставлял меня, восхищенно добавляя:

— Ах вы миленькие! Ты погляди только, как они кувыркаются!..

А отец расстроенно говорил матери:

— Ну вот, теперь мальчишку от птиц не оторвешь…

И действительно, я, позабыв обо всем, занимался только голубями и даже в школе думал только о них.

— Что это с тобой случилось? — удивлялась товарищ Амалия. — Ты стал рассеянным, невнимательным…

Через несколько дней выяснилось, что об этом она сообщила моим родителям. Потому-то все и случилось.

Как-то мне не спалось. Ночью, лежа в постели, я думал о своих голубях. Мои родители, сидя на тахте, о чем-то перешептывались в темноте, но я не слушал их, у меня были свои заботы: нужно было утром попросить у Погоса немного корма и еще почистить маленькую клетку.

Вдруг до моего слуха донесся сердитый голос отца:

— Завтра же прирежу, другого выхода нет.

— Жалко ведь ребенка, — шепотом ответила мать.

— Ну…

Мне все стало понятно, ужас объял меня. «Какой он злой! — со слезами на глазах подумал я и вдруг догадался: — Наверно, мой отец капитал!»

Долго лежал в постели, ожидая, когда заснут родители. Наконец они улеглись, потом я услышал храп отца и дыхание матери. Они спали.

Встал, кое-как оделся в темноте, и, немного погодя, сунув за пазуху своих голубей, я уже шагал к дому Чко.

Мне пришлось так долго мяукать под его окнами, что выскочила соседская невестка и сердито пробурчала:

— Брысь, брысь, проклятая кошка!..

Наконец скрипнула калитка, и в темноте мелькнула белая рубашка Чко.

— Чко?

— Вай, Учитель?..

— Иди ты к черту! — ответил я. — Чуть не умер тут, мяукая.