— Ты замерзла?
Она покачала головой.
— Nyet. Ворон сел на мою могилу, вот и все.
Ворон. Имя ворона — Холланд. Он знал, что она думает, как беспокоится о нем, хотя старается не показывать этого, виду не подает, что знает кое-что… ну, например, он был уверен, что она догадывается насчет крысы. А он был обязан защищать Холланда, прикрывать его, хранить его тайны. Перстень, сверток, голубой сверток, в котором лежит Вещь.
Облако прошло. Нильс убежал на отмель, где прыгал среди осоки, махал ей, все еще сидевшей на причале. Она смотрела, как он бредет, закатав штанины цвета хаки, лопатки натягивают детскую рубашку, как пробивающиеся крылья, ореол нечесаных волос, ниспадающих на тонкую шею, сияет на солнце. Вот он исчез за ивами, а она смотрела в точку, где он исчез, и думала, что на самом деле он не человек, не ее внук, не брат Холланда, а какое-то дикое лесное существо, фавн, быть может, с удочкой вместо свирели.
Отчего ей вдруг стало так холодно? Она легла спиной на доски причала, чтобы прогретое солнцем дерево отогрело ее кости. Ненавижу холод. Русская душою, она все же не любила зимы, предпочитала жаркое лето. Солнце делало ее счастливой. В прежние времена даже после лютой зимы знатные дамы, проводящие лето в деревне, прятались от солнца, чтобы кожа оставалась белой, сидели в тени или под зонтиком весь день. Ада всюду следовала за солнцем, бегала босиком, задрав до колен юбки, сквозь заросли подсолнухов.
Когда солнце спустилось ниже, когда она набрала водяного кресса у ближнего ручья и отжала подол платья, пришло время влезать в свои парусиновые туфли. Очень удобные туфли, с V-образным вырезом, который давал покой ее мозолям. Но не только мозоли ее беспокоили. Одна нога — ее глубоко прокусила собака, когда Ада была совсем юной, — временами ныла, заставляя ее тихо стонать.
Она вздрогнула, уловив движение в траве. И тут же засмеялась над собой. Бродячая кошка — прежде она ее здесь не видела — смотрела на нее сквозь сорняки.
— Ах, zdravstvuite, zdravstvuite, — сказала она, выпевая слова родного языка. — Podoidi, koshechka. — Прежде чем она подошла к кошке, та прыгнула и схватила бычка, пойманного Нильсом. И опять удрала с добычей в луга. На сеновале амбара виден был Рассел, он стоял в дверях, подставив лицо свежему воздуху, очки сверкали на солнце. Мистера Анжелини нигде не было видно.
Ах! Ада снова покачала головой, вспомнив свою кошечку — Пиликию. Пиликия — одно из тех слов, что коллекционировал Холланд; на гавайском это означало Трудность. И в самом деле Трудность. Но не было больше ее Пиликии; она плохо кончила, конец ей пришел в марте, сразу после дня св. Патрика. В день рождения Холланда. Ужасно умерла бедная koshechka; Холланд повесил ее на крюке колодца. Холланд… какая бессердечность, какая трагическая страсть к разрушению. Сколько слез пролито. Все эти годы у нее хватало поводов для слез, все годы, что предшествовали этому дню. День, когда он поджег сарай Иоахима. День, когда сбежал, забрался в багажный вагон, спрятался за сундуками мистера Ла-Февера, и цирк проделал весь путь до Спрингфилда, прежде чем его обнаружили, и родители чуть не лишились рассудка. Да, ей часто приходилось плакать из-за Холланда.
