Что же, ни ахать над этим, ни лишку разговаривать Иван Зотеич не стал. О потерях на перевозках он знал давно. Но всегда бывает так — знаешь, да как-то примиряешься, пока оно не покажет себя наглядно.
Колясников знал, кому показать собранное на пяти километрах тракта. Укладников — въедливый и неугомонный старик. Будет теперь говорить о потерях везде. Колясников сел в машину, тронулся. Радовался, что звук мотора не становится жестче даже при нагретом масле, как это бывает со старыми двигателями. Машина у него не набегала еще и трехсот километров.
А Иван Зотеич не стал и городить свой огород. Он ушел во двор и сердито бросил топор на иссеченный верстачок под навесом.
Накануне секретарь парткома Жителев, вроде бы советуясь с ним, сказал: надо на очередном партийном собрании поставить какой-то острый вопрос. Такое, о чем давно не говорили и самое необходимое, производственно наболевшее, что ли. Теперь Иван Зотеич знал, о чем необходимее всего говорить на собрании. О потерях надо разговаривать — сердито, непримиримо. И дудеть в эту дудку до конца уборки. А то ведь люди отдают лучшее, что может человек, — свой труд, а потом плоды труда, пожалуй, каждого пятого, мы берем и сваливаем в придорожную грязь.
Понедельник чувствовался.
Когда Иван Зотеич повернул в ворота совхозного двора, с ним поздоровались двое мужиков. Один был слесарь-инструментальщик из мастерских, другой и совсем вроде постороннего — сельповский заготовитель. Они сошли с тропы, уступая ему дорогу. Мирно курили, рассказывали, чем у каждого из них кончился вчерашний вечер. Где-то были вместе на семейной пирушке, но один ушел догуливать по другому адресу, а другой уснул в палисаднике головой в куст.
Значит, на дворе понедельник. Но если бы и не этот случайно услышанный разговор, то все равно по каким-то другим признакам понедельник чувствовался. А по его, Ивана Зотеича, привычкам этого не должно бы быть. За все годы жизни в селе в пору уборки урожая он никогда не знал ни воскресений, ни понедельников. В тяжелые же годы, случалось, за все лето на свой страх давал выходные дни только многодетным колхозницам попеременно, два-три раза за полгода. Он, конечно, никого не хотел порицать за то, что теперь многие в селе в страдную пору спокойно пользуются воскресным отдыхом. Просто это было ему непривычно.
В конце концов даже при такой «прохладной», как ему казалось, работе в совхозе не затягивают уборки до такого поздна, как бывало в прежние годы. Хотя Иван Зотеич и знал, что хлеба много еще стоит на корню. Стоит и уже осыпается. Из-за перестоя хлеб теряли и десять лет назад, но тогда это случалось потому, что при всем напряжении не осиливали. Теперь же причины другие…
