Еще ради окрепы да богатырское,
Еще ради поездки да молодецкое,
А не оставил бы конь, дак на,чистом поле
Еще черным-то воронам на пограянье,
Еще серыем волкам на потарзанье.
Только видели, молодец на коня скочил;
А не видели поездки да богатырское;
Только видели в поли курева стоит.
А выезжал-то Алешенька на чисто ноле,
Он завидел молодца-то во чистом поли,
А ревел-то. Алешенька по-звериному,
Засвистел-то Алеша по-соловьиному,
Зашипел-то Алеша по-змеиному:
А кабы едет-от мододец, не оглянется.
Как подумал Алешенька Попович-от:
«А кабы едет мододец-от не моя чета,
Не моя едет чета да не моя не моя верета».
Повернул он коня да ко белу шатру,
Приезжает Алешенька ко белу шатру.
А встречает стары казак Илья Муромец.
Говорит тут Алешенька Попович-от:
«Уж ты ой еси, стары казак Илья Муромец!
Кабы едет богатырь, дак не моя, чета,
Не моя едет чета да не моя верста».
Посылали тут Добрынюшку Никитича:
Ах кабы вежливый Добрынюшка, очесливый;
Он спросил бы о роде и о племени,
Он спросил бы отечество-молодечество,
Он спросил, куда едет да куда путь держит.
А как выходит Добрынюшка из бела шатра.
Засвистел он коня да из чиста поля;
А бежит его конь, дак мать сыра земля дрожит.
А крутешенько Добрынюшка седлал коня,
Он седлал-уздал себе коня доброго:
Он накладывал уздиченьку тесмяную;
Он накладывал седелышко черкасское;
А он вязал-де подпруги шелку белого,
Еще белого шелку шемахинского;
Он застегивал пряжечки серебрины,
Он серебрины пряжечки, позолочены;
Он двенадцать подпруг шелку белого,
А тринадцату подпругу-через хребетну кость:
«А нам не ради басы, ради крепости,
А еще ради окрепы да богатырское,
Еще ради поездки да молодецкое:
А нам придется-де съехаться с неприятелем».
А как крутешенько Добрынюшка на коня вскочил,
А не видели поездки богатырское;
Только видели, во поле курева стоит,
Курева-де стоит, дак дым столбом валит.
А выезжал-де Добрынюшка на чисто поде,
Он на то же на раздольице на широкое.
Он завидел молодца-та во чистом поли:
Заехал он к молодцу спереди-де, с глаз;
А еще слез-де Добрыня со добра коня;
Он снял-де шляпу так земли греческой,
Он не малу не велику, да во сорок пудов;
Он низко молодцу да поклоняется:
«Уж ты здравствуй, удаленький добрый молодец!
Уж ты коего города, коей земли?
Еще коего отца-матери?
А куда же ты едешь да куда путь держишь?».
А отвечает удалый да добрый молодец:
Не сказал он роду своего племени,
Не сказал он отечество-молодечество;
А он сказал, куда еду да куда путь держу:
«Еща прямо я еду в красен Киев-град,
