— Да, ваше величество.
— Таким образом, ты предлагаешь написать еретическую пьесу, отдать ее Шекспиру для постановки — предположим, он согласится, — и что потом? Созвать всех возможных убийц в Лондоне и предложить им сыграть в пьесе? Заманивая их возможностью выступить передо мной, в темной комнате в моем собственном дворце, где так легко будет меня убить?
— Да.
Кэри издает придушенный звук. Мне кажется, что сейчас он возьмет меня за шиворот и выкинет из комнаты, как нашкодившую собаку.
— Я не позволю вашему величеству подвергать себя опасности, — говорит он.
— Чепуха, — неумолимо отзывается она, и я наконец вижу железную волю, которой она подчиняет себе любовников и подданных. Волю, выработавшуюся у нее из-за принадлежности к слабому полу. Восседай передо мной король, Кэри промолчал бы.
— Устроим представление в Миддл-Темпл… пусть им покажется, что они в безопасности. Близость реки позволит сбежать… по крайней мере, они так решат. Это идеальная ловушка. — Черные глаза на белом лице вспыхивают. — И как ты предполагаешь все обставить? Не можем же мы выпустить указ, приглашающий всех предателей участвовать в еретической пьесе… или ожидать, что они охотно придут.
— Нет, — отвечаю я, — пьесу и место представления мы будем держать в строжайшем секрете. Но этот секрет случайно и ненамеренно выйдет наружу… пойдут сплетни. А еще есть сеть католиков, за которой я слежу. Через две недели о пьесе будут говорить в каждой таверне и на каждом рынке Лондона.
— Гляжу, ты все продумал, — улыбается королева.
— Я думаю только о вашей безопасности.
Глава 7
Катерина
Норт-хаус, Ламбет, Лондон
4 ноября 1601 года
До лондонского дома Кейтсби, адрес которого так удачно оказался в отцовском дневнике, мы идем целый час. Норт-хаус оказывается величественным четырехэтажным зданием из темного кирпича с толстыми сводчатыми окнами в белых рамах. Он стоит в одном ряду с другими похожими домами, со всех сторон его окружают высокие кирпичные стены, а с улицы можно войти только через железные ворота. Я распахиваю их, и мы с Йори идем по мощеной дорожке к черной двери. Дверной молоток серебряный и сделан в виде лисы. Я стучу трижды. Наконец дверь открывает мрачная женщина в сером, которая нам не улыбается. Я потратила несколько шиллингов на новую одежду для нас обоих — после часовой прогулки под дождем она промокла, — мы вымылись и привели себя в порядок. Но все равно мы оба не похожи ни на тех, кого спускают с лестницы, ни на тех, кого ждут в гости.
