Не говори маме | страница 48
— Ну и зачем тебе распродажа? — спрашивает Джон, вышагивая рядом со мной по коридору. — Эта тетка побирается на площади уже года три, и всем по фигу.
Затем, что когда я представила, что Март сделал бы с Яной, то испугалась. Мне захотелось защитить ее. Потому что мама Яны отложила для нее хачапури. Потому что я обязана вернуть миру хотя бы малую толику того, что забрал у него Март. И еще я чувствую себя виноватой. Из-за того, что вместо «если ты не приедешь прямо сейчас, я выйду из окна», сказала: «да, хорошо, еще немного почитаю и лягу».
Ерунда, наверное. Особенно по сравнению с тем, что делают Саня и другие ребята из «Ночлежки»: в августе им наконец-то удалось открыть консультационный центр для бездомных в Москве, и в другой жизни я бы попыталась стать частью их команды. Но не после Марта. И не после травли в соцсетях. Все, что я могу здесь, в Коммунаре, — убаюкать свою совесть, подписавшись на ежемесячные пожертвования фонду и продавая одежду. В общем:
— Просто так. Я не знаю. Просто хочу помочь.
Нам навстречу спешит девчонка в свитере с оленями. К груди она прижимает небольшой целлофановый сверток. Никаких Фаин, по крайней мере, не сегодня.
— Привет, Джон! — Он отвечает бледной улыбкой. — Вот, это все, что мне родители разрешили взять. А прийти может кто угодно или только те, которые сдавали?
— Кто угодно, — заверяю я. Нужно будет уточнить это в новом объявлении.
— А что почем?
— Юль, давай потом, а, — морщится Джон и тянет меня за руку — надеется успеть покурить, — но я мягко высвобождаю локоть. Ему хорошо, он может менять будущее, а у меня чуть меньше вариантов.
— От ста рублей, — говорю, — максимум пятьсот.
За то немногое, что я привезу из Москвы.
— Если будут еще вопросы, пиши мне, ладно?
На том и расходимся. Мы с Джоном оказываемся на улице и сворачиваем в курилку. На заброшку со спортзалом я стараюсь не смотреть.
— Я подумал и решил тебе помочь. С твоей распродажей. — Я уже готова рассыпаться в благодарностях, но, когда он договаривает, мне приходится отвернуться, чтобы спрятать ухмылку. — Я все сделаю. Деньги будут.
— Перепишешь будущее? — хмыкаю я в стену. Мне действительно не хочется его обижать, но рассуждать о магии на серьезных щах — сильнее меня.
— Если что, это довольно опасно.
Он закуривает и тянет дым молча, что на него вообще-то непохоже. Обиделся.
Пока разогревается айкос, я сую нос в Юлин сверток — там все очень розовое: китайский розовый, розово-лиловый, лососевый, розовый для Барби, танго, Мексика — все вещи размером с мини-Олега.