Горбачёв повесил трубку, так и не дав мне сказать ни слова. Больше он не звонил. Не знаю, действительно ли сыграли роль нажатые им пружины. Но что моё откровение таки изменило мир и, говоря без лишней скромности, спасло — это факт наблюдаемый.
Лично я, хоть и побыл знаменитостью, не преуспел в этой жизни. Моя полускандальная слава отпугивала многих, в том числе и работодателей. Но кусок хлеба у меня есть. Мы с Таней поженились на несколько лет раньше, чем в моей первой жизни. На этот раз я не терял времени, а искал её целенаправленно.
У нас родились дети. Другие, конечно. Не те, что в первой жизни. Комбинации генов не повторяются. Похожие, но другие.
А те, что были, существуют теперь только в моей памяти и снах.
На полпути от офиса к метро телефон звякнул эсэмэской. Наконец-то первая сегодня хорошая новость: пришла зарплата. Дима Волохов привычно сложил в уме, сколько придётся сразу же отдать за ипотеку, автокредит, секции и репетиторов, но всё же почувствовал себя на полсотни тысяч более человеком. Возникло острое желание хоть ненадолго, хоть иллюзорно продлить это сладкое ощущение, пока метро в час пик снова не раздавило его самооценку в грязь. Дима прикинул, что ПМС у жены вроде ещё не скоро, и она не станет слишком скандалить, если он опоздает на полчаса, ну а запашок по дороге выветрится, — и решительно свернул в сторону чебуречной «Мечта».
В переулке возле чебуречной был припаркован чёрный S-класс с номерами АМР. Дима не удивился. В это культовое заведение, до сих пор хранившее среди глянцевой корпоративной Москвы аутентично хтоническую мамлеевскую атмосферу позднесоветских рюмочных, захаживали люди всякого сорта: от олигархов до бомжей. Дима взял чебурек и сто грамм дешёвой водки в пластиковом стаканчике, занял стоячее место за столиком, ослабил душный узел галстука, выпил, закусил — и сразу почувствовал себя ещё на полсотни грамм более человеком.
— Давай без прелюдий, — услышал он голос напротив. — Хочешь свалить в другой мир?
Дима поднял голову.
Заговорить с незнакомцем в «Мечте» считалось нормальным, однако зачин был необычен. Намётанным московским глазом Волохов попытался социально классифицировать собеседника: попрошайка? мошенник? наркодилер? сектант? псих? — но классификатор не срабатывал. Человек напротив был какой-то неописуемо никакой. В его внешности было вообще не за что зацепиться, не разобрать даже цвета глаз — понятно только, что мужчина в возрасте. Но чтобы понять даже это, требовалось сосредоточиться и приглядеться. С этого человека взгляд как будто соскальзывал.
