Сирень на Марсовом поле | страница 29



Он вышел на улицу. День был хмур, пасмурен. Река дышала влажным тяжелым ветром. На Дворцовом мосту он был резок и неприятен, но Федор Платонович, кажется, вовсе не замечал его. Перейдя на левый берег, он дошел до Кировского моста и повернул к Марсову полю. Минут пять постоял он, сняв шляпу, перед вечным огнем, что всегда делал, попадая на Марсово поле. Потом повернул к краю поля, по дороге сорвал веточку белой сирени и направился к автобусу. Через пятнадцать минут он был на Финляндском вокзале, а еще час спустя в Комарове. На этот раз он шел не к даче Калинниковых. Там ему больше делать было нечего.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Вера еще успела уговорить его согласиться на настойчивые предложения Модеста Григорьевича вернуться на кафедру математики физфака. Потом наступили дни печалей и мук. Здоровье Веры в шестьдесят четвертом году резко ухудшилось. Паралич мертвил ее, поднимался от ног все выше. Уже отказывала левая рука. Немели временами пальцы правой. Она не сдавалась до последнего мгновения. Но мгновенье это приближалось неотвратимо.

В последние семь месяцев, пытаясь спасти ее, сделали одну за другой две операции на позвоночнике. Операции были мучительны и помочь уже не смогли. В феврале шестьдесят шестого года Вера Калинникова умерла.

За несколько дней до своей смерти она продиктовала Федору Платоновичу начало своей новой работы. Диктовала недолго. Откинулась на высокое изголовье. Сказала тихо:

— Устала что-то… Наверно, не кончить… Вы уж за меня…

Она закрыла глаза и больше до самого конца не говорила. Речь становилась невнятней, и она не хотела так говорить.

Ее похоронили на поселковом кладбище в Комарове.

Туда теперь и шел Федор Платонович, держа в одной руке портфель, а в другой веточку сирени.

Ворота кладбища были открыты. Меж дрожащих на ветру осинок, кудрявых кустов таволги и невысоких памятных камней Федор Платонович прошел к ее могиле. Над ней не было могильного камня, так как земля еще не осела. Могила чернела — сиротливая, неодетая. Федор Платонович медленно подступил к ней и положил поверх земляного холмика веточку белой сирени, яркую, свежую, полную жизни живой — упрямой и всепроникающей.