. Последний тип известен пока только у человекообразных обезьян, человека и дельфинов.
И все же попытки провести грань между языком животных и человеческой речью продолжаются по сей день. Возникла целая наука, одна из целей которой состоит в том, чтобы развести в стороны системы общения животных и человека, — психолингвистика. Ноам Хомски разрабатывает теорию «глубинных структур» синтаксиса, а Роджер Браун выделяет в языке человека три ключевых момента: метаитичность, т. е. способность обозначать символами предметы и действия; продуктивность — возможность творчески и закономерно организовывать эти символы в множество сообщений; перемещаемость — способность запоминать извлеченные из опыта уроки, чтобы использовать их впоследствии. В последнее время появляются все новые и новые схемы, очерчивающие «грань», где кончается животное и начинается человек. Через некоторое время оказывается, однако, что животные, по крайней мере, некоторые из них, способны перешагнуть через нее! Опыты с обучением шимпанзе амслену, то есть языку жестов, дают поразительные результаты, и в скором времени мы будем, очевидно, свидетелями того, как целая группа шимпанзе пройдет испытание по лингвистике и успешно сдаст экзамен «на человека».
Поэтому упование на речь, как на сугубо антропологический критерий, по-видимому, бессмысленно. Остается следовать избранному методу: концентрировать свое внимание не на «коренных» отличиях, способных провести грань между человеком и животным, а на некоторых непонятных особенностях нашей речи, возникших в период предыстории. Тем самым обнаружатся и следы ее воздействия.
Итак, что же бросается в глаза, когда мы сравниваем между собой две системы коммуникаций — обезьян и людей?
Прежде всего, у них различная материальная форма сигналов.
У обезьян это преимущественно жесты, позы и то, что входит в общедвигательное поведение (походка, виды бега и т. п.); лишь незначительную часть их языка составляют голосовые сигналы. У людей удельный вес голосовых сигналов в общей системе коммуникации чрезвычайно велик[106]. Именно они определяют богатство человеческой речи, ее огромный знаковый потенциал. Тонкость выражения, быстрота создания, посылки и приема голосовых сигналов, огромный тезаурус, принципиальная неограниченность словарного запаса сделали словесно-звуковую речь особо примечательным явлением, возникшим в предыстории.
И это тем более удивительно, что, судя по опытам, где шимпанзе обучали амслену, обезьяны более склонны к жестовому языку. У наших предков, по-видимому, были такие же склонности — и тем не менее они создали словесно-звуковую речь! Это потребовало преодоления существенных эволюционных трудностей. Понадобились серьезные анатомические изменения. Перестроен аппарат глотки и гортани, весь голосовой тракт обрел высокую гибкость и стал способным произносить артикулированные звуки. Эволюционная переделка захватила и психические функции, речь сегодня очень прочно связана с мыслью, хотя эта связь и не столь уж органична, как думалось еще недавно
