Проснулся я оттого, что утром Михаил Семенович Комаров, решив пойти проведать трактора, попытался перешагнуть через меня и, потеряв равновесие, сел мне на голову. В первую минуту я ничего не понял: кто-то крепко держит меня за голову и я отчаянно болтаю ногами, пытаясь освободиться. С нар поднялось несколько заспанных голов. В следующий момент балок оглашается дружным хохотом.
Семь часов утра. Сомов скомандовал подъем. И в поднявшейся утренней суматохе долго раздавались возгласы:
— Где мои унты?
— Кто уволок мою штормовку?
— Отдайте шапку!
Действительно, разобраться в ворохах висящей вокруг печурки одежды было невозможно. Одинаковые штормовки, унты, меховые рубашки еще не были помечены хозяевами, и долго в это первое утро пострадавший ходил и приглядывался то к одному, то к другому, пытаясь найти хозяина доставшейся ему куцей штормовки, номера на четыре меньше его размера.
На улице дует ветер, подымая поземку на 2–3 м над уровнем ледника. В балок влезает растерянный Михаил Семенович.
— Что за чертовщина — трактора исчезли! — в смущении докладывает он Михаилу Михайловичу.
— Как исчезли? — изумленно переспрашивает Сомов.
— Чистое место и следов нет, как будто сдуло их.
Спешу вмешаться в разговор и объяснить, в чем дело. Вздох облегчения. Комаров выскакивает, и скоро уже слышится приближающееся ворчание тракторов.
Снова начинается мучительный подъем. Трактора двойной тягой тянут каждый поезд, преодолевая крутой склон и глубокий снег. С трудом на первой скорости, поминутно застревая, вытягивают сначала первый поезд, а потом и второй к вехе десятого километра. Из Мирного пришел вездеход, приехал заместитель начальника экспедиции Вячеслав Дмитриевич Голубев. Привез нам в термосах обед, чтоб нам не тратить время на готовку. Трогаемся дальше, снег становится плотнее, но поземка резко ухудшает видимость. Вехи видны только за 100–200 м. Поэтому вперед уходит Долгушин и отыскивает каждую веху, а потом уже указывает дорогу поезду. К 10 часам вечера 3 апреля дошли только до двадцатого километра. За день прошли 16 км. Двигаться трудно, мешает рыхлый снег. Особенно трудно тянуть второй поезд с горючим. После детального осмотра Комаров находит дефект в санях. Изгиб полоза сделан слишком крутым, и сани загребают снег, оказывая огромное сопротивление движению. Поэтому принято решение перегрузить часть горючего на двое других саней, а эти бросить.
Утром аэрологи выпускают шар-зонд, Сенько проводит магнитные измерения, а Долгушин и Втюрин вырывают шурф глубиной 2 м, где проводят детальные наблюдения над структурой снежного покрова. Помня печальный опыт вчерашнего вечера, я отложил сейсмозондирование на утро. Мощность ледника увеличивается и достигает здесь 800 м, а высота всего 600 м над уровнем моря. И вот снова взревели моторы, и поезд тронулся дальше. Идем значительно быстрее, так как второй поезд больше не отстает. К вечеру достигаем 50 км. Здесь стоит последняя веха, поставленная во время похода на вездеходах. Дальше нога человека еще не ступала. Сегодня день прошел хорошо, проделали все-таки 30 км, а это немало.
