Однако каким-то образом клинок повредил подвалу, где они находились. Дюжина ран открылась в белых, светящихся стенах, глубокие влажные расселины надсекли камень, подражая росчерку ножа по ее глотке. На которой – ни единой царапины.
Чудо. Ублюдское, нахрен, чудо.
Но Прадедушка говорил ему, что в Гвердоне не осталось святых.
Каменный пол содрогнулся, отшвыривая от девушки Тиска и Воллио. Подручные грохнулись в противоположных углах подвала. Потолок растаял, длинные пальцы блестящего камня отслоились с него, как сталактиты, переплетающиеся стебли и бутоны из прочной кладки. Воллио и Тиск оказались мигом замурованы, заключены в камень. Артоло слышал их крики паники, заглушенные толщей стен.
Девушка медленно встала со зловещей ухмылкой. Раскрасневшаяся от восторга, опьяненная силой.
Подвальная дверь позади нее задрожала, а затем сплавилась с подтаявшей притолокой. Единственный выход отсюда наглухо закупорен. Помощь звать бесполезно.
Нож не берет эту бабу. Он врезал ей по носу оголовьем рукоятки. Стены комнаты – нет, нижние боги, весь Новый город принял удар на себя. А она невредима. Артоло тут же вмазал ей в рожу – как вмазал по стене. На одернутом кулаке закровоточили костяшки, а для нее это было всего лишь игрой.
Он не способен ее поранить. Не способен убить. Ни пистолета, ни чего-то более разрушительного при нем нет. Почему, проклятье, он не взял пистолет? За морем ему доводилось убивать святых, только не голыми руками. Тем более без Прадедушки.
Прадедушку подводить нельзя. Подводить Прадедушку – недопустимо.
В подвале кончался воздух, ему нечем дышать. Подкашиваются ноги, и в смятении не понять, то ли течет пол, то ли колени совсем обмякли. Девушка уже нависла над ним, мстительная и ужасная. На четвереньках он попятился, вернее – попробовал отползти, но поверхность стала зеркальной – гладкая, скользкая.
Она подобрала его драконозубый кинжал, полюбовалась на самоцветную рукоять. Со знанием дела повертела, изучая грань лезвия.
– Ты его затупил, – сказала она. – Говно твой резак. – Девушка отбросила кинжал на пол. – Ничего, у меня свой есть, – смеясь добавила она и извлекла собственный клинок откуда-то из складки плаща.
Воллио не обыскал эту суку?
– Зови меня Святой Карательницей, – сказала девушка, подступая к нему. Вдруг она остановилась, взглянула на потолок: – Чего? Нормальное имя! – Подождала, будто прислушивалась к какому-то голосу, недоступному Артоло. – Ладно, тогда у меня будет волшебный карающий нож. Или офигительный огненный меч. Но сначала… – Она опять обратилась к Артоло. Глаза у нее переливались подобно мрамору Нового города под солнцем: – Этот город – мой. Я знаю, что вы тут делаете. Знаю, зачем сюда приперлись.
