Налётчики, получив отпор, не собирались отступать разошлись в стороны, прижимая Ивана к стене дома. Их ножи тускло поблёскивали в отсвете газового фонаря. Поганец Билли держится позади, а старик-шарманщик, невольный свидетель стычки, торопливо ковыляет по переулку. Длинная палка, на которую опирался его инструмент, путается в ногах – бедняга споткнулся и чуть не свалился на мостовую, серый попугай забил крыльями и хрипло заорал. Иван отскочил назад; "гайдук" он перехватил на испанский манер, лезвием к себе. Долговязый вдруг оказался совсем рядом – Иван отшатнулся, но кончик ножа успел пробороздить щёку полоской боли.
"…вот гад, в горло целит!.."
Влево, прыжком, чтобы оба были на одной линии….
Долговязый дёрнулся вслед, но едва не упал, налетев на подельника. Тот прошипел что-то невнятное, присел и боком, по-крабьи, пошёл на Ивана. Нож в его руке выписывал восьмёркии дуги, отсвет газового фонаря играл на клинке.
"…влипли! С двоими нипочём не справиться, а бежать нельзя
– Варька в этих дурацких юбках…"
– Вань, глаза! Берегись!
Ударило – раз, другой. Он едва успел зажать глаза ладонями. Сдвоенный грохот прокатился по улочке, где-то зазвенело стекло, рассыпался пронзительный женский визг – как сквозь три слоя ваты, уши заложило акустическим ударом. Иван отнял руки от лица – перед глазами плавали чёрные круги. Боковым зрением увидел, как напарница поднимает руку – и зажмурился изо всех сил.
XIV
Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
– …я едва успел зажмуриться, а когда открыл глаза – Билли, гад такой, улепётывает, а двое других мечутся, как вспугнутые курицы. Два светошумовых патрона, с трёх шагов, в физиономии – тут кого угодно переклинит!
Я говорил торопливо, взахлёб, придерживая у щеки марлевый тампон. После стычки в лондонской подворотне не прошло и четверти часа. Мы с Варей так напугались, что пробежали три квартала, свернули в переулок между домами с вывеской зеленщика и облупленными железными воротами – и нос к носу столкнулись с ротмистром Нефёдовым. Нас прикрывали, как и было обещано, и спасибо моей напарнице, которая, перед тем, как кинуться наутёк, нажала кнопку на брелоке экстренного вызова.
Подъехал кэб, на козлах которого сидел тип атлетического телосложения – ясное дело, один из нефёдовских оперативников. Варя в полуобморочном состоянии повалилась на сиденье; я уселся рядом, чувствуя, что ноги, внезапно сделавшиеся ватными, вот-вот откажутся держать. Едва я хлопнулся на тощую кожаную подушку, как кэб тронулся и затарахтел по вымощенным булыжником лондонским мостовым. Куда мы ехали, где оказались в итоге, я так и не понял; помню только двухэтажный, тёмно-бордового кирпича, особняк в глубине запущенного сада, и воздух, густо напитанный влагой, креозотовой вонью и амбре подгнившей рыбы, помоев и водорослей от Темзы, несущей свои гнилые воды неподалёку.
