Время, время… его постоянно не хватает. Вот и с Шарлем Ренаром, знаменитым французским инженером и воздухоплавателем толком не удалось побеседовать, а ведь тот прибыл в Марсель по личному Георгия приглашению. Три месяца назад цесаревич посетил Париж – всего на два дня, чтобы подняться в воздух на творении Ренара, электрическом дирижабле "Франция". И, конечно, не забыл своего наставника, имея в виду удивить его достижениями российского воздухоплавания, а заодно, пригласить в Россию. Георгий знал о незавидной судьбе, которая ожидала инженера создателя (в предыдущей версии истории Ренар покончил с собой, сломленный отказом французского правительства финансировать его эксперименты) и собирался предложить ему работу по специальности. Агенты Д.О.П. а вербовали учёных и инженеров по всей Европе, и француз, подлинный энтузиаст воздухоплавания, наверняка пригодится Огнеславу Костовичу, на Охтинской воздухоплавательной верфи.
– Справа по курсу – Карри-ле-Руэ. – проорал в ухо цесаревичу Кухарев. – Дальше берег уходит к северо-востоку, ветер будет почти что встречный, с трёх румбов. Предлагаю срезать залив Фос-сюр-Мер над морем – если дальше пойдём точно на вест, то через двадцать две версты выйдем к устью Роны. А там примем на полрумба к норду и ещё до заката солнца вырежемся точно на Монпелье. А завтра, с утра, часиков в семь, стартуем и пойдём прямиком на Тулузу. Вдоль железной дороги, как по нитке – чего лучше-то?
Георгий повернул голову направо. На фоне близкого берега пестрели многочисленные лоскутки парусов – Карри-ле-Руэ был, если верить лоции, рыбацким поселением. Вот от одного из судёнышек оторвался и поплыл по ветру мячик ватно-белого дыма – это французская таможенная шхуна салютовала из своей единственной пушчонки воздушному кораблю "prince heritier russe".
– Прокладывай новый курс. – решительно скомандовал он. – Пойдём над морем, чай не впервой. Заодно и рассмотрим поближе, что там за посудина такая нарисовалась…
И он кивнул туда, где чернела на тёмно-синем бархате моря угрюмая махина военного корабля, и от его форштевня разбегались в обе стороны длинные белые усы. Кухарев сощурился, поднял к глазам бинокль, затем протянул его цесаревичу. Корабль сразу приблизился – стала видна низкая, захлёстываемая волнами палуба, мостик, тянущийся от полубака до полуюта в обход двух отчаянно дымящих труб; различались даже стыки клёпаных броневых листов и вспарывающий волны таран. Муравьишки-матросы в белых робах суетились на палубе, и короткие стволы пушек грозно смотрели из амбразур плоских широченных башен, расположенных диагонально, по одной на каждый борт.
