– Вот что, Вильгельм Евграфыч… – обратился Ромка к учёному, как только тот оторвался от своей драгоценной проволочной штучки. – Какой месяц на той стороне? Как у нас или…. помнится, когда у нас был март, там был ещё только декабрь…
Евсеин поднял глаза и озадаченно посмотрел на молодого человека.
– Видите ли… хм… Роман Дмитрич… я, собственно, не уверен, но, если предположить, что масштаб времени сохранился после схлопывания «червоточины» – тогда выходит один к десяти. А это значит, что там прошло месяца полтора, ну, может, чуть больше.
– Погодите, дюша мой… – прогудел Гиляровский. – Помнится, господин Семёнов говорил, что если кто-то из «гостей» возвращается к себе, на ту сторону – время будет идти одинаково. Он ещё целую теорию их этого вывел…
– Именно так. – Евсеин кивнул. – Но не просто находиться там, а с бусинкой от чёток. А откуда ей там взяться?
– Погодите… Вот вы Роман Дмитрич, говорили, что один из злодеев сбежал в будущее?
– Ну да. – подтвердил Ромка. – Дрон. Ну, успел, так и что с того?
И хлопнул себя по лбу.
– Точно, Владимир Алексеич! И как это я сразу не подумал? Если Дрон сумел уйти в портал, значит у него была бусина! Значит, на той стороне время идёт так же, как и у нас и там сейчас… дайте посчитаю… апрель 2016-го!
– Ну, это только если негодяй всё это время держал бусину при себе. – возразил доцент. – Он, когда обнаружилось, что порталы закрылись, мог её припрятать. А то и вовсе выбросить. В этом случае…. – ох!
Доцент уронил проволочное приспособление – и замер, сжимая виски ладонями, и раскачиваясь из стороны в сторону. Глаза у него закатились, на губах выступила пена.
– Вильгельм Евграфыч, голубчик, что с вами? – Гиляровский подхватил Евсеина под локти. Тот сразу обмяк, обвис на руках репортёра. – Да в себе ли вы? Роман Дмитрич, извозчика, скорее! Не видите – плохо ему!
Ромка, подхватив с мостовой прибор (не дай бог, не покалечить хрупкую конструкцию) кинулся наперерез извозчичьим санкам, очень вовремя свернувшим с Земляного вала.
Вокруг Гиляровского с Евсеиным, уже собирался народ. В толпе раздавались крики, бабье оханье, кто-то побежал за городовым. Жалостливая торговка с лотком сахарных петушков на лучинках, даже всплакнула. Двое мужичков – один в распахнутом полушубке, другой в куцей поддевке – помогали разворачивать возок. Кургузая соловая лошадёнка, испуганно приседала на зады и тревожно прядала ушами. Мужики, обозлённые непонятливостью кучера, обидно покрикивали:
