У любого, кто видел ее с кормы впервые, сразу выпячивались глаза и самопроизвольно изо рта издавался протяжный звук, напоминающий что-то среднее между «Е» и «Ю». Только через некоторое время можно было заметить две коротких ноги, выросших оттуда и носящих на себе всю тяжесть как самого зада, так и живота. Все остальные части тела занимали не более пятнадцати процентов от общей массы и не особо привлекали внимания.
И что самое главное, для Феклы на судне нашелся-таки добровольный любовник в лице помполита – помощника капитана по политической части. Должность, открыто надо сказать, ни с какого боку-припеку к морю даже близко не относящаяся.
Если Фекла была дармоедом женского пола, то Филипп Арсеньевич (подпольные клички: «Помпа», «Филиппок», «Плешь», «Пузо», «Ромео») – соответственно, мужского. Обладатель ленинской плеши имел к Фекле некоторые отношения, которые они оба уже практически и не скрывали. Как выдал во всеуслышание однажды знаменитый перл бывший главный шпион ЦРУ о секретах между США и СССР – «Мы знаем, что они знают, что мы знаем».
Ромео с Феклой тоже знали, что весь экипаж знает, но делали вид, что не знают. Мы знали, что они знают, что мы давным-давно знаем, но тоже делали вид, что ничего не знаем. Когда никто ничего не знает, всем как-то крепче спится. Для всех нас от этих взаимоотношений двух животястых дармоедов была очень большая выгода.
Филиппок-Помпа был очень большой шишкой на судне, и от этого до мозга костей коммуняги любому и каждому легко можно было поиметь огромную кучу неприятностей. Вплоть до закрытия визы на загранплавание, даже из-за самого пустячного (в кавычках) нарушения дисциплины, как, например, групповая пьянка в чьей-нибудь каюте с игрой в карты. Или притаскивания с берега во время стоянки в порту в свою каюту женщины, совсем не являющейся даже очень дальней родственницей хозяину каюты. Так как два дармоеда своими отношениями тоже замарали гордое имя моряков Советского флота, то главная партийная Плешь на нашем судне на всякие замарания остальных членов команды смотрела сквозь пальцы, а то и вовсе закрывала на них свои коммунистические глазоньки.
Экипаж был дружный, ребята все компанейские. Никто никому никогда не отказывал в просьбе, но все были разбиты на еще более спитые тесные маленькие компании.
Мы больше дружили вчетвером. Старпом Валера имел кликуху «Ковер» за то, что всегда отоваривал свою валюту только в Японии и тратил ее исключительно на покупку ковров, которые потом выгодно сбывал в родной Сызрани. Молодой мужик, лет на десять старше меня, дважды уже имел счастье жениться на сызрянках и столькожды с ними развестись, не прожив ни с одной и пары лет. Первая по приезде его домой в очередной отпуск спела ему свою любимую песню из кинофильма «Человек-амфибия» – «Эй, моряк! Ты слишком долго плавал», подарив Ковру вместе с песней и первые рога. Вторые у него выросли с песней «Море зовет» в исполнении второй жены, которой он потом выплачивал алименты за дочь.
