Казалось бы, зачем еще прифарцовывать, если и без того не хило выходило? Так ведь жадность человеческая! Как в народе-то говорят – денег много не бывает. А ты сходи, поплавай по шесть, а то и более месяцев без захода в Союз! Многим никаких денег не надо, свои последние отдадут, лишь бы всегда с семьей быть, а не болтаться щепкой в океанах, кидая смыки во время штормов.
Надо сказать, что проверка здоровья моряков в торговом флоте проводилась достаточно часто, весьма тщательно и серьезно. Не как у космонавтов, конечно, но какие-либо язвенники и трезвенники в это сито не пролезали. Велся строгий искусственно-естественный отбор, и судовой медик на торговом судне являлся практически пассажиром – лечить некого. Бездельник, в обязанности которого вменялось еще и снятие пробы с варева, парева, жарева… короче, с жорева, приготовленного коком для экипажа.
Ну, бездельник – это я шибко грубо выразился. Без доктора на судне, конечно, не обойтись. Мало ли какие несчастные случаи могут произойти – травмы, например. Хоть и редко, но случаются. Это ж я так, утрирую. Не приврешь, говорят, – и рассказа не получится.
Надегустировавшись по своей профессиональной обязанности всех блюд, Док обычно приходил в кают-компанию уже чисто для символики, чтобы только поприсутствовать и пожелать всем приятного аппетита. Еще следил за санитарией, травил-ловил крыс и тараканов, которых чем больше он ловил-травил, тем больше появлялось.
Проработав несколько лет в суровых по трудоемкости условиях, Док уже так успевал дисквалифицироваться, (как казалось мне, наблюдающему за ним со своей высокой колокольни), что даже в редких случаях появления на борту пациента, например, с повышенной температурой, он давал ему единственные таблетки, название которых еще остались у него в памяти. Держал их наготове от всех недугов, и назывались они «Аспирин». И, что интересно, больные сразу как-то вылечивались и больше никогда не жаловались на свое здоровье доброму Айболиту.
Лекарем у нас была фельдшерица Федосья Марковна, которую все звали просто Фекла. Это была женщина лет сорока с небольшим, полная, невысокого роста. Колобок, одним словом! Самое важное, что сразу бросалось в глаза при взгляде на нее спереди, – большой живот. Можно было даже подумать, что Фекла каким-то образом остановила свою сороканедельную беременность на всю оставшуюся жизнь. (Да простят меня все знойные женщины – мечты поэтов за такой не совсем справедливый шарж. Уж больно я был обижен именно на эту самую Феклу). А при взгляде сзади, кроме самого́ широкообъемного зада, очень похожего на две огромные круглые подушки, сначала вообще ничего нельзя было заметить.
