Иногда маме нравятся и книжки, которые нравятся мне. Она прочитала и посмотрела все «Голодные игры». Правда, читать другие книги Сьюзен Коллинз мама отказалась – говорит, что после «Игр» они все какие-то детские и наивные. Но маме понравилась «Шестая жизнь Дейзи Вест», по мне так суперкнижка. Маме понравилась Жаклин Уилсон, мама обожает «Тринадцатую сказку». То есть не такая уж большая между нами разница… Мы даже ростом с ней одного… пока.
И с такими мыслями я засыпаю – первый раз за все три недели. Сосны бушуют за окошком, на душе тепло-тепло. После «тихого» – полдник и бассейн, и можно никуда не торопиться.
Когда-то наша семья жила на улице Радищева. В доме на нескольких хозяев. Родители моих родителей купили в нем одну комнату с кухней, а потом стали пристраиваться.
По сути, это был мой первый дом, который я бы с большой радостью почитала как родной, как дом, в котором родилась. Но дома этого сейчас нет, и сама улица сильно изменилась. А какими они были тогда, когда я родилась, я не помню.
Первое мое самое воспоминание – переезд на новую квартиру, мне четыре года. Раньше не помню – ни себя, ни маму, ни бабушку, ни дом, ничего.
Жили мы раньше, как мне рассказывала мама, в этом доме я с родителями, бабушка с дедушкой и мамина сестра тетя Люда с мужем и дочкой. Так, еще с другими соседями, все в новую девятиэтажку и переехали. А на месте дома, одного временного пристанища, построили другое – общежитие для студентов университета. Сам университет открыли за два года до моего рождения, и мама рассказывала, что к нему меня на колясочке возили гулять. Позже я в него поступила и даже окончила.
Когда мы жили на улице Радищева, у нас был большой общий двор с высоким забором. Этого я тоже не помню, но сохранилось несколько фотографий с каких-то семейных праздников, которые в этом дворе отмечали всей родней. В этом дворе дедушка сети плел, а потом после рыбалки сушил, их тоже на снимках видно. Говорят, кроликов еще держал, и нам из них шапки и шубки шили.
И есть еще фотография одна – не праздник никакой, просто вечер летний. Все сидят легко одетые, загорелые и смеются.
А другая фотография осталась – тот же дом, только изнутри. Мне там года два, отец только что с мороза зашел, а я с него шапку стянула и топаю по деревянным половицам. Отец смеется – молодой совсем еще, не седой. На дверном проеме шторочки висят – в каких-то египетских мотивах. Рукомойник жестяной – такой, в виде шкафчика.
