Прежде, чем ответить, она помедлила, словно вспоминая, и внезапно оживившись, снова заговорила очень быстро:
«Я стала нарушать условия контракта. Отказалась от процедуры раскрутки, через которую проходят все начинающие. Тебя помещают в центрифугу и раскручивают. После этого ты частично теряешь память о событиях своей реальной жизни и веришь в предлагаемые обстоятельства, которые тебе внушают: выдуманная биография, псевдоним. Но меня обманным путем заставили пройти раскрутку. Я забыла свое детство, забыла родителей! Теперь ко мне возвращается мое прошлое — и я плачу». Она остановилась и посмотрела куда-то вверх. Я помолчала. Потом спросила, чтобы отвлечь ее от тяжелых воспоминаний:
«Как ты думаешь, я тоже в опасности? Ведь я…» — не договорив, я запнулась — как- то неловко было называть себя «звездой».
Лиза прочитала мои мысли. «Не хочу тебя обидеть, но ты — не медийное лицо. И в этом залог твоей безопасности. Хотя твой фильм «Лютики-цветочки» всем известен. Моя мама смотрела его раз десять в юности, они ходили на него всем классом, она мне рассказывала», — она на мгновенье задумалась. — А может, это была не моя мама, а кто- то другой. Не помню, откуда я это знаю».
Заметив мою растерянность, Лиза пояснила: «Вам, старшему поколению, повезло — не было рекламы и вся система раскрутки отсутствовала. Вы работали на собственном ресурсе, с реальными биографиями. Отсюда и любовь народа к человеку, а не к астрономическому объекту — звезде, как теперь. Да и не к звезде же, а так, псевдо… Если бы к настоящей звезде!»
Она запрокинула лицо к ночному небу.
Небо казалось в этот вечер особенно щедрым, оно развернуло весь свой набор больших и маленьких звездочек — одни переливались, мерцая, другие смотрели, не мигая. Я снова перевела взгляд на Лизу — на лице ее играла улыбка. «Разве можно сравнить те и эти звезды? — мечтательно произнесла она. — Наши — просто побрякушки: звезда первой, второй, величины. Их прикалывают на пиджак, как брошку, или в волосы, как диадему. И всю жизнь ты должна благодарить того, кто тебе эту брошку повесил. Голосовать за него на собраниях, трепетать, унижаться, слушая и не замечая ложь. Почти все наши звезды делают это. Бедняги! А настоящие — завораживают свободой. Им не перед кем гнуть спину», заключила она, оторвав взгляд от звездного неба. Ее лицо вновь приобрело напряженное выражение, голос зазвучал жестче.
«После успеха первых серий фильма с моим участием мне тоже надели на голову диадему. Меня запустили как проект. Я должна была все время повторять: «теле — дом», «теле — счастье», «теле — любовь», «теле — хозяин». Мне становилось все хуже и хуже, и тогда у меня начались приступы. Каждый раз, когда я произносила слово «счастье» и «люблю», меня начинало тошнить. Я бежала к ближайшей урне и выплевывала мутную слизь… Иногда я не успевала найти урну, и меня рвало прямо на глазах посторонних. Когда я попыталась разорвать долгосрочный контракт, продюсеры испугались. Если имидж создан, приносит им успех и деньги, тебя уже не отпустят. Сопротивление грозит гибелью. Что со мной и случилось».
