— Так! — пристукнул по столу ладонью Стрельцов. — Есть, стало быть, хлеб!
— Да что ты его слушаешь! — опять засуетился Тихон. — Мальчишка, болтает сам не знает что. Бабьи сплетки передает.
— Так нет хлеба, председатель? — напористо спросил его Стрельцов. — И у тебя нет?
— Откуда ж! — развел руками Тихон и сразу спохватился: — Конечно, для Советской власти найду маленько. Последнее отдам, деток на голод осужу…
— Вот и хорошо, — прервал его Стрельцов. — С тебя и начнем. Сидоренко, иди с председателем, посмотри, много ли у него последнего-то. И к Макею Парамонову загляните. Хорошо поищите — не все же он в лес переправил. А самого Макея немедленно сюда.
Когда отрядники ушли, Стрельцов, внимательно посмотрев на Ивана, немного грубовато спросил:
— Не боишься, парень, что кулаки тебе голову сорвут?
Об этом Иван не подумал. Но вопрос Стрельцова опустил его на землю, поставил лицом к лицу с действительностью. Да, через день-два отряд уйдет, а он останется здесь. Перед ним возник злобный взгляд Тихона, и Иван невольно вздрогнул: хорошего ему ждать не приходилось. Но показать Стрельцову, что он струсил, Иван никак не хотел и с напускным, совсем мальчишеским задором ответил:
— Пускай попробуют!
— Ну, смотри, — сказал Стрельцов и доверительно добавил: — Я, брат, с кулачьем сталкивался и навек запомнил. У вас они не лучше, чем в других местах, и бандиты рядом. Макей знает, где хлеб спрятать… Нет у нас сейчас силы в лес сунуться… А ты не дрейфь. Смелостью не выхваляйся, но и под кулацкую дудку плясать не надо. Учти это! Ты, видно, парень наш, и верить тебе можно.
«Конечно, можно!» — хотел сказать Иван, но постеснялся.
…Макей Парамонов сидел на скамье, глядя в пол, и упрямо твердил:
— Никакого хлеба в лес не возил. Напраслину на меня возвели. Мне прятать нечего. Что есть — все налицо.
Пропало его обычное превосходство над всеми и властная самоуверенность. Сидел на скамье немолодой, удрученный человек, безвольно опустив руки на колени. Говорил он негромко, спокойно, в тоне слышалась искренняя обида. Только взгляд временами сверкал из-под насупленных, кустистых бровей.
— Сколько еще добром в счет разверстки сдашь? — настаивал Стрельцов, и лицо у него было жестким, каким-то закаменевшим.
— Сколько было — сдал. Себе на пропитание не оставил.
— На пропитание тебе хватит, — усмехнулся Стрельцов, — и на самогон останется.
— Не балуюсь! Божий дар на сатанинское зелье не перевожу, — отрезал Макей.
В сельсовет вбежал боец продотряда.
