В стороне от фарватера. Вымпел над клотиком | страница 72
— В чем дело? — строго спросил капитан.
— Я отвернул двадцать градусов вправо, Александр Александрович. Вероятно, вы ошиблись — новый курс проложен через банку.
— Я? Ошибся! — сразу задыхаясь и багровея, заорал Сомов. Он даже не знал, с чего начать разнос этого наглеца, который и на мостике-то без году неделя! Никогда ни один штурман не мог похвастать, что уличил капитана Сомова в ошибке. Даже если капитан Сомов не спал двое суток. Трое суток. Четверо суток. Неделю!
— Посмотрите на карту, Александр Александрович, — спокойно возразил старпом, менее всего настроенный выслушивать капитанские восклицания.
Сомов поспешно прошел в штурманскую рубку. В голосе Карасева была непонятная уверенность. Из раскрытой двери тотчас же раздались неразборчивые слова всех калибров, а вслед за тем послышался шум от разбрасываемых в стороны карандашей и прокладочных инструментов.
Хлопнув дверью, Сомов ушел в каюту. Он не изменил курса, проложенного старпомом. Это подтверждало его ошибку.
Александр Александрович перепутал нечетко выбитые на транспортире цифры 130 и 150. И в этом не было ничего особенного, из ряда вон выходящего, ничего позорного. Такие ошибки случались и с другими пожилыми капитанами, скрывающими свою подслеповатость.
Ничего особенного не было и в том, что старпом заметил ошибку капитана. Проверка курсов входит в обязанности вахтенных штурманов, а старпом был на вахте…
Но каких мучений стоило Сомову признаться, что он — Сомов! — мог ошибиться. Что он все-таки ошибся! И как он возненавидел старпома, исправившего эту ошибку! Да-да, именно — возненавидел, потому что для такого случая у Александра Александровича не было иного чувства и другого измерения… Недаром же штурманы «Оки» говорили между собой, что их пароход всегда перегружен. Даже если идет порожним, — перегружен самолюбием капитана. И еще кое-чем.
Этот особый капитанский груз они распределяли по судну так: первый трюм — самолюбие, второй — высокомерие, третий — самомнение, придирки; четвертый трюм тоже был загружен, но мы не будем повторять, чем именно.
Однако старпом не давал повода для гонений. Он хорошо знал штурманское дело, честно относился к своим обязанностям, обладал достаточным тактом интеллигентного человека и умел держать под контролем свои чувства. У него просто не прощупывалось слабого места. И тем более он становился Сомову нетерпим. А болезненное нетерпение капитана требовало немедленного исполнения его решения. Неиспробованным оставалось последнее средство — провокация. И капитан пустил в ход систему придирок, рассчитывая донять ими штурмана и вызвать его на скандал.